Форум "В Керчи"

Керченский эпизод эвакуации Русской армии из Крыма в 1920 году

Вследствие произошедшего на Украине государственного переворота и общественно-политического кризиса полуостров Крым снова вернулся в состав России. Сегодня «Спутник и Погром» вспоминает о городе Керчи, занявшем особое место в русской истории. 240 лет назад он первым из крымских городов (вместе с близлежащей крепостью Еникале) вошёл в состав Российской Империи согласно условиям Кючук-Кайнарджийского мирного договора, заключённого с Османской Империей 21 июля 1774 года по окончанию очередной русско-турецкой войны. Порта утратила контроль над Керченским проливом и протекторат над Крымским ханством, а уже через 9 лет неизбежным следствием этого стало присоединение всего Крыма.

Полтора века спустя, с окончанием гражданской войны на юге России, Керчь стала последним городом, где был спущен русский национальный флаг. Отсюда уходили последние корабли Русского исхода, уносившие на чужбину тысячи участников антибольшевистского сопротивления и гражданских лиц. Как показали дальнейшие события, проведённая Петром Николаевичем Врангелем эвакуация спасла изгнанников от неминуемой гибели в горниле Красного террора, который захлестнул Крым с приходом советской власти.

В работе братьев Ходаковских подробно описан ход керченского эпизода эвакуации частей Русской армии из Крыма в холодные ноябрьские дни 1920 года. Особое внимание уделено воспоминаниям участников тех трагических событий. Все даты указаны по новому стилю.

ЧАСТЬ І. Состояние флота перед эвакуацией
После провала «Московской директивы», отданной Антоном Ивановичем Деникиным, и последующего отступления дезорганизованных Вооружённых сил Юга России (ВСЮР) на Кубань c эвакуацией в Крым, получившей впоследствии название Новороссийской катастрофы, белые армии оказались по сути разгромленными. С участием союзного флота в Крым было перевезено около 25 тысяч бойцов Добровольческой армии и 10 тысяч казаков без артиллерии и лошадей. Войска были в полном расстройстве и потеряли доверие к командующим фронтами и армиями, особенно были деморализованы казаки. На корабли в первую очередь принимались добровольческие соединения, а затем — сохранившие воинскую дисциплину казачьи части.

В это время защита полуострова обеспечивалась частями Крымского корпуса численностью около 5 тысяч человек под командованием генерала Якова Александровича Слащёва. Для противодействия возможному десанту с таманского берега Керченский район оборонялся отрядом в 1,5 тысячи человек, состоящим из Кубанской и Алексеевской сводных бригад и Корниловской юнкерской школы. Остальные части были размещены генералом Деникиным на отдых в районе Севастополя, Симферополя и Евпатории.

После крупного поражения и сокращения территории, контролируемой антибольшевистским сопротивлением на Юге России, до одного лишь Крыма, А. И. Деникин принял решение уйти в отставку. На военном совете 4 апреля 1920 года старшими начальниками был избран преемник Главнокомандующего — генерал-лейтенант Пётр Николаевич Врангель. Для принятия поста он вернулся из Константинополя, где находился вследствие приказа А. И. Деникина от 21 февраля об увольнении в отставку с настоятельным предложением покинуть Россию.

Генерал А. И. Деникин
Крайне тяжёлое положение армии усугублялось ультимативной нотой британского правительства, требовавшего от прежнего Главнокомандующего ВСЮР прекратить борьбу и начать при английском посредничестве переговоры с советским правительством об амнистии для населения Крыма и войск, — в противном случае англичане отказывались предоставлять дальнейшую помощь. Не допуская возможности переговоров с большевиками, П. Н. Врангель решил всячески затягивать этот вопрос, чтобы использовать время для приведения армии и тыла в относительный порядок и подготовки флота к возможной эвакуации армии и правительственных учреждений из Крыма (2).

За несколько месяцев пребывания генерала Врангеля во главе Правительства Юга России и Русской армии (новое название ВСЮР) была восстановлена боеспособность войск, достигнуты ряд серьёзных побед над противником, отвоёвана богатая хлебом Северная Таврия, проводились реформы, включая земельную и местного земского самоуправления, налаживалась разрушенная хозяйственная жизнь и восстанавливалось главенство закона. Вместе с тем не прекращалась работа по обеспечению флота всем необходимым на случай эвакуации.

Состояние флота, от которого зависели снабжение Юга России, торговля, военные операции и, наконец, грядущая эвакуация, было плачевным. От Черноморского Императорского флота почти ничего не осталось в результате мировой войны, революционных потрясений, немецкой оккупации и гражданской войны. Многие боевые корабли были затоплены большевиками в июне 1918 года, другие повреждены союзниками в апреле 1919 года, некоторые — просто разграблены, как и севастопольский портовой завод Морского ведомства и мастерские. Белый военный флот (например, почти весь 2-й Азовский отряд, базировавшийся в Керчи) в значительной степени создавался путём переоборудования и вооружения коммерческих судов, состояние которых было несколько лучше, но и они нуждались в капитальном ремонте.

Постоянно ощущалась крайняя нехватка материалов, специалистов и топлива, при этом от флота с каждым днём требовалась всё большая отдача для содействия армии и проведения самостоятельных операций, поэтому преимущественно осуществлялся лишь самый необходимый ремонт. В результате на кораблях постоянно происходили поломки, были случаи, когда агрегаты выходили из строя прямо во время боя и механикам приходилось устранять поломки на виду у противника. Недостаток топлива вынуждал останавливать двигатели на стоянках, отключая отопление и освещение, из-за чего зимой температура в каютах могла доходить до отрицательных значений, причём некоторым кораблям Азовского отряда приходилось зимовать во льдах. Снабжение судовых команд денежным довольствием, обмундированием и провиантом тоже оставляло желать лучшего.

Наблюдался и острый недостаток кадрового флотского офицерства, вызванный их оттоком из-за разрушения флота, тяжёлых условий службы, упадка дисциплины и необходимости борьбы за существование. Поэтому ещё в 1919 году был учреждён Корпус корабельных офицеров, который первоначально комплектовался сверхсрочнослужащими унтер-офицерами флота, а затем также офицерами по адмиралтейству, военного времени и армейскими. Последние не обладали требуемым опытом и подготовкой. Качество судовых команд было ещё хуже: в отличие от коммерческого флота, на военном матросов старого флота осталось крайне мало. Основной состав был представлен солдатами, казаками и новобранцами из числа гимназистов, кадетов, студентов, техников и мастеровых, непривычных к морю и тяжёлой физической работе. Командирам приходилось набирать и обучать экипаж самостоятельно, так как специальные школы не могли срочно предоставить необходимые кадры, особенно для обслуживания сложных механизмов боевых судов. Поэтому неудивительно, что бывали несчастные случаи у орудий, порча двигателей или их остановка вследствие проявления морской болезни у членов команды. Слабые здоровьем порой не выдерживали испытаний, заболевая малокровием и даже туберкулёзом. (3).

Через созданное Управление морским транспортом командующий флотом непосредственно контролировал движение трёх десятков грузовых и пассажирских пароходов Морского ведомства. Коммерческие же суда, принадлежащие преимущественно Русскому обществу пароходства и торговли, Российскому обществу и Добровольному флоту, подчинялись ему только в оперативном отношении через Тоннаж-бюро, осуществляя грузоперевозки для нужд Правительства Юга России. Компании стремились перевести свою деятельность в Средиземное море с целью более выгодной эксплуатации своих транспортов. Выход любых кораблей за пролив Босфор мог осуществляться не иначе как с разрешения командующего флота. Значительная доля частных пароходов, как отмечалось, были переоборудованы для несения военной службы, а многие — проданы за границу (4).

И того и другого недоставало, поэтому уголь и нефть приобретались лишь в самом необходимом количестве и для формирования оперативного запаса, который постоянно расширялся в соответствии с ростом численности людей, подлежащих эвакуации (5).
2-й отряд военных судов Черноморского флота по состоянию на 8 ноября 1920 года дислоцировался в Керчи и Азовском море в следующем составе:

• база отряда транспорт «Веха»;
• плавучая батарея «Ростислав» (лишённый хода линкор);
• канонерские лодки «Кача», «Страж», «Грозный» и «Урал»;
• вооружённые ледоколы «Всадник» и «Джигит»;
• эскадренные миноносцы «Живой» и «Зоркий»;
• десантные картера «Силач», «Мария», «Меотида», «Пантикапея», «Азовец», «Дмит-рий», «Никола Пашич», «Петрель», «Ногайск», «Дружный» и «Очаковский канал»;
• сторожевые катера «CK-11», «CK-12», «CK-13», «CK-14», «CK-15», «CK-16», «CK-17» и «CK-18»;
• тральщики «Альбатрос», «Черногория» и «Чурубаш», катера-тральщики «Стриж» и «Роксана»;
• буксирный катер «Херсонес»;
• транспорт «Водолей»;
• наливная шхуна «Кара-Кермен»;
• брандвахта «Фанагория»;
• плавучий маяк «Тузлинский»;
• болиндеры №№ 442, 443 и 445;
• 2-й гидроавиационный отряд (6)

В течение всего периода борьбы под командованием генерал-лейтенанта Врангеля продолжалось усиление материальной базы для проведения крупной эвакуации в случае прорыва большевиков в Крым и поражения Белого движения на этом театре военных действий.

Но уже через месяц, 22 мая, ввиду увеличения численности Русской армии количество подлежащих эвакуации людей было расширено до 98 тысяч. Затем цифры ещё несколько раз корректировались в сторону уменьшения ввиду отсутствия необходимого количества кораблей, топлива и припасов. Была разработана схема взаимодействия с судами торгового флота, которые предполагалось использовать в операции (в итоге было задействовано со-рок таких кораблей). 7 ноября, за несколько дней до начала эвакуации, командующий фло-том получил последнюю нормировку на 72 тысячи человек, значительно увеличенную, особенно для Керчи (25 тысяч человек). Но на деле из Крыма было вывезено вдвое больше людей, что вызвало большие затруднения при посадке и морском переходе, потребовало огромного напряжения сил флота, которому пришлось для перевозки пассажиров использовать наряду с транспортами и все военные суда (7).
(1) Деникинъ А. И. Очерки русской смуты. — Парижъ, 1921. Т. V, глава XXIV.
(2) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 385—389.
(3) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 2 и 3, с. 3, 4, 6—8.
(4) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 2 и 3, с. 6—8.
(5) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 2 и 3, с. 9—10.
(6) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 2 и 3, с. 5, 12, 13.
(7) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 2 и 3, с. 13—22.

Действия 2-го отряда Черноморского флота накануне эвакуации
осле участия в операции по уничтожению морской базы красных в Мариуполе 26 сентября—4 октября, в ходе которой более сильному флоту противника всё же удалось уйти и скрыться в Таганроге, где он затем был заперт установленным минным заграждением, 2-й отряд продолжал блокировать красных и помогал войскам при отступлении из Таврии вглубь Крыма, оказывая артиллерийскую поддержку на Арабатской стрелке (8).
Некоторую опасность представляла и морская база в Новороссийске, создание которой было начато красным командованием в августе 1920 года. В несколько месяцев она была достаточно сильно укреплена: установлено минное заграждение, развёрнуты полевая артиллерия, торпедные и береговые батареи, рядом оборудована база гидросамолётов. Морские же силы были представлены лишь слабо вооружёнными малыми буксирами и моторными катерами. Эти обстоятельства вынуждали командование белым флотом обеспечивать охрану своим транспортам при движении вдоль берегов, тем более что в октябре в Новороссийск железной дорогой были доставлены дополнительные катера из Западно-Двинской флотилии, а также нашли укрытие две турецкие канонерские лодки и пароход «Шахин», который вскоре был задействован большевиками при попытке десанта в Крым (9).

В конце октября 2-й отряд белого флота осуществлял поддержку операции по вывозу зерна из Геническа. Близ города находились канонерские лодки «Грозный», «Урал» и тральщик «Чурубаш», остальные военные суда пребывали в Керчи, производя ремонт и пополняя запасы после длительного боевого похода к Таганрогу. С началом отступления Русской армии из Северной Таврии к крымским перешейкам группировка у Геническа 31 октября была усилена эсминцами «Беспокойный» (с начальником 2-го отряда контр-адмиралом М. А. Беренсом на борту), «Дерзкий», вооружённым ледоколом «Джигит» и транспортом «Водолей».

1 ноября в Геническ ворвались небольшие силы красных, вследствие чего на рейд были отведены нагруженные зерном коммерческие суда. В это время, кроме перечисленных военных кораблей, там находились пароходы «Поти», «Самара», «Мечта», паровые шхуны «Конка», «Пандия» и буксирный катер «Гаусман». Канонерские лодки стали на позицию для поддержки частей на Арабатской стрелке. 2 ноября вокруг города шёл бой и на следующий день белые оставили Геническ, совершив переход на Арабатскую стрелку. Здесь флот сдерживал артиллерийским огнём наступающие красные части, прежде всего, обстреливая батареи и бронепоезда противника (10).

В последних числах октября наступили необычайно сильные морозы, достигавшие −20°. 2 ноября сражения переместились на Чонгарский полуостров — была окончена последняя битва в Северной Таврии с противником, превосходящим по численности в 3–3,5 раза, не считая огромных резервов, которых у белых практически не имелось.

Им удалось снова занять территорию, отбитую Русской армией летом, а также захватить большую военную добычу: 5 бронепоездов, 18 орудий, порядка ста вагонов со снарядами, около 10 миллионов патронов, 25 паровозов, продовольствие, интендантское имущество и 33 тысячи тонн зерна на складах Мелитополя и Геническа. Белые войска понесли тяжёлые потери убитыми, пленными и дезертировавшими, впрочем, армия была сохранена и отступила в Крым, нанеся противнику ощутимый урон, захватив около 2 тысяч пленных, 31 орудие и значительное число пулемётов.

Начальник штаба Русской армии генерал Павел Николаевич Шатилов так объяснял крупные людские потери при отступлении в Крым:

«Перекопские позиции имели колоссальное моральное значение при борьбе впереди них, но с переходом на эти позиции, несмотря на наличие большого количества заблаговременно установленной артиллерии и на оборудование их окопами, проволокой и укрытиями, они едва ли могли нами долго защищаться.

Начальник штаба Русской армии генерал П. Н. Шатилов
С отходом из Северной Таврии пехота потеряла большую часть своих рядов, пополненных красноармейцами и мобилизованными жителями Северной Таврии. Эти последние дрались прекрасно при наступательных операциях, но при отходах оставались по ночам в своих деревнях, мимо которых части проходили. Пехота уменьшилась почти втрое, кавалерия же в постоянных боях и маневрировании потеряла за последние дни около половины конского состава. Переутомление после беспрерывной 5-месячной борьбы в Северной Таврии дошло до предела…»

За время пребывания П. Н. Врангеля на посту Главнокомандующего были предприняты серьёзные усилия по укреплению Сивашско-Перекопских позиций на севере Крыма, но из-за недостатка рабочих рук и отсутствия лесных материалов блиндажи, укрытия и землянки для войск не были окончены, что в условиях малонаселённой местности, ранних жестоких морозов и ветра, недостатка топлива и зимнего обмундирования создало очень неблагоприятные условиях для обороны: солёный Сиваш сковало льдом, из-за чего линия фронта удлинилась, также росло число обмороженных. Оборона Крыма была поручена генералу А. П. Кутепову (11).
Со стороны противника общее руководство принадлежало М. В. Фрунзе. Против 5 дивизий и 4500 всадников Русской армии красные сосредоточили 28 дивизий, 25 тысяч шашек.

Руководитель Южного фронта М. В. Фрунзе
Имея 5—6-кратный перевес в численности людей и артиллерии, большевики непрерывно штурмовали крымские укрепления и, не считаясь с огромными потерями, бросали в бой всё новые свежие части, поддерживая их ураганным огнём орудий. Спереди и сзади каждого красного полка шли надёжные коммунистические отряды, следившие за выполнением приказов и дезертирством. По некоторым данным, за короткое время наступления на белый Крым боевыми командирами было расстреляно 2300 красноармейцев по обвинению в трусости и шкурничестве (12).


Председатель Правительства Юга России Александр Васильевич Кривошеин так описывал последние дни обороны Крыма:

«Положение на фронте крайне напряжённое. Армия наша сражается с прежней доблестью. Но большевики заключили мир со всеми своими противниками и ценою различных для них уступок добились мира с Польшей, чтобы бросить против генерала Врангеля все свои силы. Армия наша, которая численно всегда была гораздо слабее врага, понесла за последнее время огромные потери в людях. В течение нескольких дней войсками отбиты 22 атаки; большевистская артиллерия действует с чрезвычайной, невиданной раньше силой.

Александр Васильевич Кривошеин
При этом большевики не считаются ни с какими потерями; очевидцы передают, что идущие в атаку три-четыре цепи погибают до одного человека, но на смену им бросаются всё время свежие силы, тогда как наши части изнемогают от усталости, истощения и недостатка одежды. Вчера, в час моего отъезда [в Константинополь], позиции защищались тремя нашими пехотными дивизиями против двадцати восьми; кавалерия наша спешена и поставлена в окопы; почти все начальники дивизий и командиры полков выбыли из строя. Долго выдерживать такую борьбу непосильно никому»(13).

Началось срочное проведение мероприятий в связи с надвигающейся эвакуацией в Константинополь: Главнокомандующий генерал-лейтенант П. Н. Врангель отдал распоряжение о подготовке судов в Керчи, Феодосии и Ялте, объясняя это намеченным крупным десантом в Одессу для установления связи с действовавшими в том районе русскими частями. Для большей достоверности штабу было приказано дополнительно распускать слухи о готовящемся десанте на Кубань, грузить на суда продовольствие и боезапасы(14). В Керчи приказ об одесской операции был получен в первых числах ноября и вызвал на флоте противоречивые оценки: одни полагали, что положение Крыма опасное и в этих условиях не следует предпринимать столь крупный манёвр, другие, напротив, восприняли десант вполне оправданным шагом командования для снятия блокады полуострова. Так или иначе, дезинформация о десанте выглядела достаточно правдоподобной —цель была достигнута (15).


В начале октября сильно обострилась болезнь адмирала Михаила Павловича Саблина: рак печени быстро развивался и совершенно лишил командующего флотом дееспособности, он слёг.

Адмирал Михаил Павлович Саблин
Пётр Николаевич Врангель характеризовал его как энергичного и знающего человека, который, несмотря на тяжёлые условия, смог привести флот в порядок: команды подтянулись, материальная часть в значительной степени была исправлена, заготовлены неприкосновенные запасы в объёме 8200 тонн угля и 25 тонн масла на случай эвакуации. Флот успешно выполнял ставившиеся перед ним задачи.

Приказом П. Н. Врангеля от 25 октября командующим Черноморским флотом и начальником Морского управления был назначен контр-адмирал Михаил Александрович Кедров. 30 октября М. П. Саблин скончался и 2 ноября был с почестями погребён в нижнем Николаевском храме собора святого Владимира в Севастополе.

Тяжёлая задача проведения эвакуации Русской армии и беженцев в Константинополь сразу легла на плечи М. А. Кедрова (16). Последний осознавал всю трудность положения белого флота, о чём писал в 1933 году в мемуарах:

Контр-адмирал Михаил Александрович Кедров
«Должен открыто сказать, что я с тяжёлым сердцем выехал в сентябре месяце на юг России. Я понимал, конечно, как может быть не понимал генерал Врангель, что флот, состоящий из неремонтируемых, обобранных до последней медяшки, сначала большевиками, потом немцами и, наконец, даже союзниками, с командой из необученных слабосильных гимназистов и кадетов, без угля и снабжения, что это — не флот.

Вступив в командование под звуки похоронного марша, сопровождавшего в последний покой моего предшественника, скончавшегося только что адмирала М. П. Саблина… я срочно… занялся ремонтом судов и заготовкой угля. Проводились в то же время операции на помощь армии на флангах и с моря и по обеспечению нашего тыла.

Видно было, что мы с трудом держимся — наши операции в Таврии перестали удаваться, войска устали, не было тяжёлой артиллерии, лошадей. Морские мастерские работали на армию, задерживая ремонт кораблей, армия была плохо одета, наступили ранние, но необычайно суровые холода. Сама природа была против нас» (17).
Начиная с 1 ноября все резервы топлива в портах было приказано считать оперативным запасом и расходовать только по согласованию со штабом флота. Спустя несколько дней началась погрузка угля и горючего на готовящиеся к отправке суда. Дополнительно топливо было закуплено за границей, но к началу эвакуации пришли лишь пароходы «Модвиг», «Корвин» и «Арарат» (18).
4 ноября командующий флотом направил директиву начальнику 2-го отряда контрадмиралу Михаилу Андреевичу Беренсу с предписанием предотвратить возможный десант противника на крымское побережье Азовского моря, а все гражданские суда и не нужные для выполнения задания отправить в Керчь. Кроме того — усилить патрулирование Керчь-Еникальского пролива катерами в ночное время.

Следующим распоряжением того же дня с целью экономии топлива было приказано перевести из пролива к Арабатской стрелке плавучую батарею «Ростислав» и оставить при ней только вооружённый буксир и корабль с крупной артиллерией.

Но 5 ноября стал замерзать Генический залив, так что весь лиман покрылся движущимся льдом и суда начали дрейфовать, рискуя сесть на мель. Контр-адмиралу М. А. Беренсу пришлось действовать по ситуации: «Ростислав» остался охранять пролив, а 7 ноября, когда толщина льда в Азовском море достигла 3 дюймов, в Керчь отправились все транспорты, а также два миноносца — «Дерзкий» и «Беспокойный». На позиции у Арабатской косы остались канонерские лодки «Грозный» (с начальником отряда), «Страж», «Урал», вооружённый ледокол «Джигит», тральщик «Чурубаш» и паровая шхуна «Пандия» с углём для судов. Эти боевые корабли держали связь с берегом, ночью освещали подступы к позициям на стрелке и обстреливали полевые батареи неприятеля.

8 ноября оба миноносца и транспорты прибыли в Керчь, откуда в тот же день под Геническ вышел ледокол «Всадник». В Керчи вместе с пришедшими кораблями к этому времени оставались: канонерская лодка «Кача», эскадренные миноносцы «Живой» и «Зоркий», база отряда гидрографическое судно «Веха», плавучий маяк «Запасный № 5», паровые шхуны «Астрея», «Павел», «Яков» и мелкие катера.
У выхода из Азовского моря стоял линкор «Ростислав». По распоряжению командующего флотом вскоре была разгружена и отправлена в Севастополь наливная шхуна «Кара-Кермен»(19).


«Ледокол Всадник»
Ввиду возникшей угрозы обхода красными Перекопского вала генерал Кутепов отдал 1-му армейскому корпусу приказ оставить позиции в ночь на 9 ноября и отходить на следующую укреплённую линию.

Заготовленный флотом тоннаж был рассчитан на 60 тысяч человек, но прибывший накануне из Константинополя дополнительный запас топлива позволял принять по нормативам до 75 тысяч человек. П. Н. Врангель отдал приказ об использовании всех способных выйти в море судов, задержал иностранные корабли в портах Крыма и приказал срочно вытребовать из Константинополя все возможные русские пароходы (20).

Красные со своей стороны не ожидали, что им так скоро удастся прорваться в Крым, а потому действовали нерешительно. Полагая, что Русская армия прижата к морю и будет вынуждена контратаковать, большевики отвели прорвавшиеся части назад к перекопским позициям и начали скапливать там силы вместо того, чтобы развивать успех (21).
11 ноября Пётр Николаевич Врангель отдал приказ, запрещающий порчу казённого и общественного имущества, так как оно принадлежит русскому народу. Под страхом расстрела запрещался разгром складов, магазинов и так далее. Нести охрану до прихода новой власти было поручено вооружённым рабочим и пленным красноармейцам. Всё оставляемое оружие, военная техника и боезапасы уничтожались или приводились в негодность. Однако некоторые военные склады не взрывались ввиду угрозы для мирных жителей. Армия забрала с собой винтовки и большинство пулемётов, в Феодосии вопреки приказу были погружены 10 пушек (22).

В 14 часов 11 ноября в Севастополь на борту крейсера «Вальдек-Руссо» в сопровождении миноносца прибыли представители Французской республики: верховный комиссар на юге России граф де-Мартель и командующий лёгкой эскадрой контр-адмирал Карл Дюмениль. Последний с большим уважением относился к России и сам был женат на русской. Состоялась первая встреча П. Н. Врангеля с контр-адмиралом, в ходе которой обсуждались условия эвакуации, официально утверждённые 13 ноября: Франция выражала готовность взять армию и беженцев под своё покровительство, оказать возможную помощь в эвакуации; русская боевая эскадра и коммерческий флот выступали залогом оплаты уже произведённых Францией и будущих её расходов по содержанию и устройству беженцев; армия генерала Врангеля намеревалась при содействии Франции продолжить борьбу на западном противобольшевистском фронте или вместе с флотом перейти в распоряжение Международной комиссии по охране проливов (23).


(8) Карпов Б. В. Краткий очерк действий белого флота в Азовском море в 1920 году // Флот в Белой борьбе / сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 164—167.
(9) Варнек П. У берегов Кавказа в 1920 году // Флот в Белой борьбе / сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 212, 213.
(10) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 59—60.
(11)Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 646, 648, 650, 651, 653, 655; Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 96, 97.
(12)Послѣдніе дни Крыма (Впечатленія, факты и документы). — Константинополь: тип. «Пресса», 1920, с. 21, 35, 36.
(13) Послѣдніе дни Крыма (Впечатленія, факты и документы). — Константинополь: тип. «Пресса», 1920, с. 32, 33.
(14) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 651.
(15) Послѣдніе дни Крыма (Впечатленія, факты и документы). — Константинополь: тип. «Пресса», 1920, с. 167.
(16) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 617, 618, 654; Кадесников Н. З. Краткий очерк Белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озёрах и реках России в 1917—1922 годах // Флот в Белой борьбе / сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 62.
(17) Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 99, 105.
(18) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 4, с. 48.
(19)Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 60—61.
(20) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 655—657.
(21) Послѣдніе дни Крыма (Впечатленія, факты и документы). — Константинополь: тип. «Пресса», 1920, с. 23, 37.
(22) Послѣдніе дни Крыма (Впечатленія, факты и документы). — Константинополь: тип. «Пресса», 1920, с. 26, 34, 37, 38
(23) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 659—661, 665, 666; Тимоѳеевскій К. На крейсерѣ «Генералъ Корниловъ» // Архивъ русской революціи. Т. 5, 3-е изд. / Гессенъ И. В. — Берлин: Слово, 1922, с. 94.

Подготовка к эвакуации в Керчи
9 ноября, в критической обстановке штурма противником сивашских позиций, приказом Главнокомандующего коменданту Керчи генералу Дмитрию Михайловичу Зигелю была поручена подготовка к эвакуации в городе: вместе с представителями флота было необходимо распределить пристани, наметить пути движения войск, обеспечить прикрытие, охрану города и транспортов, оказать помощь начальнику снабжения в погрузке всего необходимого. После прибытия с войсками командующего 2-й армией генерал-лейтенанта Фёдора Фёдоровича Абрамова вся власть в районе порта должна была перейти к нему (24).

В 11 часов того же дня начальник 2-го отряда получил от командующего флотом оператив-ный приказ: «Ближайшие дни предполагается большая переброска войск из Керчи до 25 000 человек. Срочно дайте уголь на все боевые корабли и транспорты на 500 миль плавания и пять дней стоянки» (25).

Командующий флотом контр-адмирал М. А. Кедров, оставаясь в Севастополе, назначил в другие порты посадки (Евпатория, Ялта, Феодосия и Керчь) старших морских начальников для лучшего управления действиями флота на местах, а также на случай потери связи со штабом. Распоряжение было доставлено в Керчь курьером по железной дороге на следующий день 10 ноября вместе с инструкцией по проведению эвакуации — на должность старшего морского начальника был назначен контр-адмирал М. А. Беренс, командующий базировавшимся в городе 2-м отрядом судов (26).


Сообщался перечень выделенных для этого судов, запас угля и предполагаемое число эвакуируемых. Приказывалось привести все буксирные средства и транспорты в состояние готовности к переходу и принять все меры к самой тщательной экономии топлива ввиду большого расстояния и возможной бури. Проведение операции поручалось старшему морскому начальнику в тесной связи с сухопутным командованием (27).

Тогда же, 10 ноября, в Керчь, наконец, прибыли из Севастополя задержавшиеся ввиду шторма паровые шхуны «Алкивиадис» и «Феникс», загруженные углём, причём стало ясно, что его недостаточно для совершения намеченного перехода. Нефти для миноносцев тоже было крайне мало.

Командующий Черноморским флотом контр-адмирал Михаил Александрович Кедров телеграфировал начальнику 2-го отряда: «Соберите в Керчи весь отряд, оставив временно на фланге два корабля, приготовьтесь принять войска для полной эвакуации Крыма через 72 часа. Маршрут будет дополнительно», а на следующий день приказал отозвать все суда из Азовского моря в Керчь и приступить к выполнению директивы. Вместе с тем был выслан тральщик № 412 с 250 тоннами угля на борту и дано распоряжение: в случае недостатка топлива для осуществления морского перехода выводить корабли на временную стоянку к маяку Кыз-Аул.

В полдень 11 ноября в Керчь на ледоколе «Всадник» из-под Геническа вернулся начальник 2 го отряда судов М. А. Беренс и сразу доложил командующему флотом, что угольный вопрос в порту стоит очень остро и для выполнения новых заданий требуется не 250 тонн угля, а не менее 850 тонн. В результате тральщик № 412 был отозван, а вместо него отправлен пароход «Дыхтау» с 1500 тонн угля (28).

Служивший во 2-м отряде судов Черноморского флота старший лейтенант Борис Владимирович Карпов вспоминал:

«Числа 7 ноября в Керчь стали прибывать транспорты для войск. На многих из них не было достаточного запаса воды и их приходилось наливать водой. Это было огромное затруднение, так как водопровод в порту давал всего 20–30 тонн, при возникшей потребности в сотнях тонн. Кроме того, не было и наливных барж. Пошли спешные приготовления транспортов к походу. Приказано было взять под войска все имевшиеся суда. Вдруг 10 ноября мы получили известия, что это не десант, а эвакуация Крыма и… последний поход, уже за границу.


Но что делать: мы люди маленькие, мы не знаем, что делается на фронте, какова политическая обстановка, каковы в действительности наши положения и возможности. Мы до сего момента всецело верили нашему Главнокомандующему генералу Врангелю и не можем сомневаться в его преданности России и армии. Ему виднее, а если бы мы и не захотели уходить и воспротивились — то ведь сейчас нас никто не послушает. Наше дело теперь, как ни горько и тяжело это — эвакуировать армию и население.

Работая день и ночь над организацией погрузки войск и части населения, не хотевшего оставаться, надо было в каких-нибудь три дня успеть погрузить все суда углём, водой и всеми запасами для перехода в Константинополь и принять меры к устранению возможной паники при посадке войск, помня пример Новороссийска. Теперь на нас лежала тяжёлая ответственность за спасение людей от красных палачей» (29).

Контрнаступление Русской армии, проведённое утром 10 ноября, позволило овладеть оставленными накануне позициями, но ненадолго: превосходящие силы противника снова оттеснили защитников Крыма. Все резервы были исчерпаны, и вечером того же дня пали последние юшуньские позиции — началось отступление по намеченным заранее направлениям к портам. С Арабатской стрелки войска направились к Ак-Монайскому перешейку, одновременно были отозваны и прикрывавшие их суда, которые прибыли в Керчь 11 ноября, за исключением вернувшейся раньше паровой шхуны «Пандия»(30).

Желая поддержать наступление на Крым, реввоенсовет Кубанской армии решился предпринять ранее неоднократно откладывавшийся десант из Новороссийска. В ночь на 10 ноября тысяча красноармейцев были погружены на тихоходный турецкий пароход «Шахин», вышедший в море в сопровождении лишь одного военного катера и маленького буксира. Это было крайне рискованное решение ввиду опасности, которую представляли корабли белого флота, патрулирующие побережье и готовые в случае необходимости быстро подойти из Керчи и Феодосии и уничтожить десант до окончания высадки. К счастью для красноармейцев, в результате разыгравшегося шторма затонул буксир, предназначавшийся для высадки войск на берег, и пароход вынужден был вернуться. Только небольшая группа добралась на быстроходном катере до Судакской бухты. Неудачная попытка помешать эвакуации побудила командующего морскими и речными силами советской республики бывшего контр-адмирала Александра Васильевича Нёмитца отдать 11 ноября приказ заградить минами южный выход из Керченского пролива, но Новороссийская база не могла выполнить эту задачу ввиду отсутствия подходящих для операции судов (31).

Отход войск к точкам погрузки в целом проходил в полном порядке и уверенности, что командование всё предусмотрело: части отступали с оружием в руках, согласовывая действия посредством связи другом с другом и штабами. Не было растерянности и паники, царившей при эвакуации из Новороссийска в начале 1920 года (32).


12 ноября контр-адмирал М. А. Кедров направил командующим войсковыми соединениями срочную телеграмму с просьбой в обязательном порядке выполнить дислокацию, дабы эвакуация не была сорвана, напоминая, что пароходы для погрузки армии ожидают в портах и распределены согласно директивам П. Н. Врангеля: Севастополь — первый и второй армейские корпуса, Ялта — конный корпус, Феодосия — кубанцы, Керчь — донцы и терско-астраханская бригада. В тот же день командующий флотом распорядился, что в случае попыток большевиков обстреливать русские суда корабельная артиллерия должна немедленно открывать ответный огонь по неприятельским батареям, если таковые находятся за пределами городов; в противном случае — действовать только по его личному приказу (33).


Был распределён имеющийся и ожидаемый с приходом «Дыхтау» уголь. Для гарнизона Керчи и населения предназначался транспорт Морского ведомства «Самара», для раненых и больных военного ведомства — паровые шхуны «Астрея» и «Павел», морского ведомства — транспорт «Веха», который наряду с большими миноносцами должен был принять и семьи морских офицеров. Остальные суда были предназначены под войска Донского корпуса. В дополнение к уже находившимся в Керчи пароходам из Феодосии 10 ноября пришёл «Екатеринодар», 12 числа — «Харакс» с углём, а 13-го из Севастополя — «Дыхтау» (34).

Когда во время погрузки выяснилось, что имеющихся транспортов недостаточно, а затем подошли ещё и кубанские части, не сумевшие погрузиться в Феодосии, людей пришлось в большом количестве сажать на все военные суда, а также временно — на баржи (35).

(24) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 4, с. 50.
(25) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 61—62.
(26) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 4, с. 48, 49; Кадесников Н. З. Краткий очерк Белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озёрах и реках России в 1917—1922 годах // Флот в Белой борьбе / сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 62; Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 63.
(27) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 4, с. 49, 50.
(28) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 62—63.
(29) Послѣдніе дни Крыма (Впечатленія, факты и документы). — Константинополь: тип. «Пресса», 1920, с. 167.
(30) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 659; Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 63.
(31) Варнек П. У берегов Кавказа в 1920 году // Флот в Белой борьбе / сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 213, 214.
(32) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 9.
(33) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 4, с. 54, 55; Кадесников Н. З. Краткий очерк Белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озёрах и реках России в 1917—1922 годах // Флот в Белой борьбе / сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 62, 63; Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 661.
(34) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 63, 64.
(35) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 64.

Начало эвакуации
12 ноября в Керчи началась погрузка раненных, больных, офицерских семей и гражданских учреждений. Вечером этого дня суда, стоявшие у Широкого мола, убрали сходни и несколько отодвинулись от пристаней для препятствия свободному сообщению с берегом. У транспортов выставили караул.

Ещё до наступления утра 13 ноября командующий флотом запросил, готова ли Керчь принять войска и закончена ли погрузка воды и провизии. Одновременно был получен приказ Главнокомандующего, чтобы все суда при входе в пролив Босфор подняли на форстеньгах флаг Франции в знак её покровительства над беженцами, Русской армией и флотом. Первоначально французы настаивали, чтобы входящие в Босфор суда спустили русские флаги, однако адмирал М. А. Кедров ответил, что это недопустимо, так как Андреевский флаг признаётся всеми странами, кроме большевистской России, и у русских кораблей достаточно орудий и снарядов, чтобы силой разрешить непредвиденные инциденты.

В этот день в Керчь прибыл командующий 2-й армией Ф. Ф. Абрамов — управление эвакуацией в порту полностью перешло в его руки. Комендантом всех городских пристаней и заведующим посадкой был назначен капитан І ранга Владимир Николаевич Потёмкин. Ему подчинялись коменданты отдельных пристаней, караул и военно-полевой суд, составленный из офицеров канонерской лодки «Грозный» (36).

Генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов
Срочно шла перегрузка угля с прибывшего парохода «Дыхтау» на нуждающиеся в топливе корабли и поставка провизии. Военные суда отошли от берега и стали на рейде по диспозиции, чтобы дать транспортам возможность производить погрузку подходивших частей Донского корпуса. На Широком моле принимали людей пароходы «Поти», «Мечта», «Самара» и «Харакс», а у других пристаней — паровые шхуны. Кроме того, баржи и мелкие суда подвозили войска к стоявшему на рейде из-за своей глубокой осадки транспорту «Екатеринодар» (37). 13 же ноября через газеты стал известен изданный двумя днями ранее приказ Правителя Юга России и Главнокомандующего Русской армией Петра Николаевича Врангеля (38)

«Русские люди. Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская Армия ведёт неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существует право и правда.

В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности. По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией её крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства, с их семьями, и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.

Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для её эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано всё, что в пределах сил человеческих.

Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает.
Да ниспошлёт Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье».
С приказом было опубликовано и предупреждение правительства о будущих лишениях:

«Ввиду объявления эвакуации для желающих офицеров, других служащих и их семейств, Правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают приезжающих из пределов России. Недостаток топлива приведёт к большой скученности на пароходах, причём неизбежно длительное пребывание на рейде и в море. Кроме того, совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем. Все заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственной опасности от насилия врага, — остаться в Крыму»(39).

После ознакомления во флоте с приказом и сообщением, с некоторых судов ушло небольшое число людей, в том числе из Корпуса корабельных офицеров. Это преимущественно были семейные люди, местные уроженцы или мобилизованные Мелитопольского уезда (40).

У входа в Керчь-Еникальский пролив с начала лета 1920 года стоял на якоре линейный корабль «Ростислав», преграждая путь Азовской военной флотилии красных. Ходовые машины не действовали вследствие подрыва англичанами в апреле 1919 года цилиндров высокого давления, но сохранивший артиллерию линкор использовался белым флотом как плавучая батарея.


В ноябре, когда положение на фронте ухудшалось с каждым днём, на «Ростислав» приходили неясные сведения о возможном переводе на другое место, а 13 ноября капитан ІІ ранга М. В. Домбровский собрал офицеров в своей каюте и объявил о предстоящей эвакуации, которая стала полной неожиданностью для всех. Затем это известие было донесено и остальным членам экипажа. Согласно приказу Главнокомандующего, каждому предстояло самостоятельно решить, оставаться или уходить с армией в неизвестность. Но из полторы сотни членов команды «Ростислава» остаться предпочли лишь десяток человек старшего возраста, которые не могли бросить свои семьи на произвол судьбы, но и они с усердием принялись готовить корабль к эвакуации.

14 ноября у «Ростислава» ошвартовался вооружённый ледокол «Джигит», на который в течение всей ночи команда дружно, без перерыва перегружала судовое имущество и скудные продовольственные запасы. По окончании этой работы на «Ростиславе» остались только командир М. В. Домбровский, артиллерийский офицер, инженер-механик, три—четыре офицера и 10–15 специалистов для обслуживания механизмов и дежурных 6- и 10-дюймовых орудий. Остальные члены команды под начальством исполнявшего обязанности старшего офицера князя Владимира Владимировича Шаховского перешли на «Джигит», который ушёл в Керчь днём 15 ноября, а несколько ранее ему на смену подплыла канонерская лодка «Страж». Последней было поручено снять людей с «Ростислава» на заключительном этапе эвакуации. Оставшаяся на линкоре часть команды продолжала нести службу, тщательно наблюдая за горизонтом, но ничего подозрительного не происходило. Однако 15 ноября в 22:30 были замечены белый и красный огни, о чём командир «Стража» немедленно доложил начальнику 2-го отряда. Допуская возможность прихода неприятельских судов из Азовского моря, адмирал приказал срочно разводить пары миноносцам «Дерзкий» и «Беспокойный», чтобы выступить с рассветом для поддержки обездвиженного линкора. Но, как вскоре выяснилось, огни, вероятно, принадлежали только дозорному судну красных, проводившему разведку местоположения «Ростислава». Всё время эвакуации вооружёнными катерами велось патрулирование пролива (41).

14 ноября связь по проводам с Севастополем, как и ожидалось, была утрачена. Контр-адмирал М. А. Кедров, который во время Крымской эвакуации находился рядом с Главнокомандующим П. Н. Врангелем, распорядился по радио, чтобы М. А. Беренс сообщил ему на крейсер «Генерал Корнилов» о ходе эвакуации в Керчи. Но не получив донесений и не надеясь на надёжность связи просил контр-адмирала Карла Дюмениля послать в Керчь свой миноносец для информирования по радиосвязи о текущем положении (42).

(36) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 64, 65; Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 4, с. 55; Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 107.
(37) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 64, 65.
(38) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 64.
(39) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 661, 662.
(40) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 64.
(41) Штром А. А. Последние… Линейный корабль «Ростислав» и канонерская лодка «Страж» // Флот в Белой борьбе / сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 314—316; Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 65—67.
(42) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 65.
http://sputnikipogrom.com/history/22554/russia-exodus/

http://sputnikipogrom.com/history/23025 ... -exodus-2/
ЧАСТЬ ІI. Погрузка войск в Керчи и выход транспортов в море
На подходе Донских частей к Керчи 14 ноября по полкам был разослан приказ, в котором указывалось, когда, в каком порядке и на какое судно предстоит грузиться, и предписывалось выслать вперёд квартирьеров (1).

В течение 14 ноября суда продолжали по очереди подходить за углём к «Дыхтау». В этот день из Керчи в Константинополь самостоятельно ушло моторное судно «Елизавета Валентина де Дио» с 58 людьми на борту. 15 ноября почти все боевые корабли, кроме ледокола «Всадник», на котором был поднят флаг начальника 2-го отряда, и канонерской лодки «Грозный», отошли от берега и стали на позиции в Камыш-Бурунском створе. Канонерская лодка «Урал» была направлена крейсировать по каналу до входа в Азовское море (2).

На рассвете 15 ноября донцы вступали в Керчь. На окраине города их встречали квартирьеры и батальон офицеров Керченского гарнизона, призванный обеспечить порядок в порту. Казакам указывали дорогу к пристани и сообщали правила погрузки. Во избежание скученности и неудобств в городе, войскам было приказано оставить всех лошадей и обозы при въезде в Керчь. Каждому полку разрешалось взять с собой лишь несколько подвод для казённого имущества, запасов продовольствия и тяжёлых вещей. Характер войны в Северной Таврии требовал быстрого маневрирования, а потому пехота преимущественно перемещалась на подводах. Кроме того, все пулемёты возились на тачанках, число которых могло доходить до сотни на полк. Тысячи лошадей и запряжённых повозок остались за городом. Ехавшие в обозе старики, женщины и дети нестройными кучками толпились у войсковых колонн.

Начальник штаба 3-й Донской дивизии генерал-майор Сысой Капитонович Бородин вспоминал:

«С восходом солнца 15 ноября 1920 года многие улицы и площади города Керчи заполнились всадниками в чёрных и белых папахах, в защитных английского образца шинелях, с пиками и без них, с шашками и винтовками за плечами. Во вьюках всадников видны были чёрные кожаные и серые полотняные доверху наполненные перемётные сумы, и сверху сум, подпирая заднюю луку, приторочены были одеяла, попоны, мешки с продовольствием, полушубки. Всадники колоннами входили в город, останавливались и слезали с лошадей. Не было среди всадников ни шумного разговора, ни смеха, ни бесшабашной ругани. Каждый посматривал в сторону моря и сосредоточенно думал и ждал приказаний».

С тяжёлым сердцем и слезами на глазах расставались казаки с боевыми конями: одни из чувства вины старались не смотреть в глаза своим лошадям, другие целовали их в морды и, перекрестившись, уходили к пристани. Животные чувствовали, что хозяева их оставляли, пугливо поводили ушами, сиротливо озирались и жалобно всхрапывали. Бойцы шли к месту погрузки пешком, неся оружие и личное имущество, и почти незамедлительно грузились на баржи, развозившие их к транспортам на рейде, или прямо с пристаней — на более мелкие суда. Неизвестно, как пролегал путь через город к Широкому молу и пристаням, но на некоторых участников этих событий Керчь произвела тягостное впечатление: они вспоминали невзрачный и однообразный вид построек, грязные и неровные улицы (3).
В порту широко разносилась весёлая бодрая музыка маршей, которую играл военный оркестр. Но на неё никто не обращал внимания, и даже обычных казачьих песен не звучало — люди были сосредоточенны и молчаливы. Погрузка проходила в полном порядке, не было криков и пьяной ругани, как в Новороссийске.

Повсюду кем-то были расклеены вырезки из свежего номера местной, уже полубольшевистской, газеты с приказом П. Н. Врангеля и обращением правительства. Казаки шёпотом обсуждали разрешение остаться в Крыму на милость победителей. Но слишком широко были известны ужасы большевистской неволи: «Лучше в море броситься, чем опять к красным попасть», — говорили многочисленные свидетели унижений и жестокостей, совершаемых над пленёнными в Новороссийске казаками. Все предпочли уйти в изгнание, чем остаться в красном отечестве, за малым исключением из бывших пленных красноармейцев, жителей Крыма, санитаров и врачей. Впрочем, никто не думал, что покинет родину навсегда — царила уверенность, что весной начнётся новый поход против большевиков (4).

В 10 часов утра 15 ноября в Керчь прибыло французское посыльное судно «Туль», чтобы забрать подданных Франции и Греции, и после полудня, исполнив свою миссию, ушло в Чёрное море. Весь день продолжалась погрузка, а транспорты, на которых она была окончена, постепенно оттягивались буксирами на рейд. В этот день стало ясно, что войск будет значительно больше запланированных 25 тысяч человек. Вдобавок было получено распоряжение П. Н. Врангеля принять кубанские части, не сумевшие погрузиться в Феодосии и направленные в Керчь. К вечеру погрузка была приостановлена, и суда на ночь отведены в пролив — на них уже находилась 3-я Донская дивизия, интендантство и тыловые учреждения Донского корпуса, керченский гарнизон, гражданские учреждения и беженцы.

Вечером М. А. Беренс донёс командующему флотом:

«Эвакуация должна закончиться завтра ночью. В таком случае выйду с рассветом 17-го. Нужно около 100 тысяч пудов угля, так как у меня угля в обрез на 500 миль. Уголь всё ещё не погружен, буду догружаться у Кыз-Аула. Миноносцам нужно 200 тонн нефти. Самая острая нужда в воде для войск, так как „Водолей“ неисправен, а мастерские разбежались. Приказал взять запас забортной воды. Имею много мелких судов, требующих буксировки. В последний момент узнал об отступлении на Керчь Кубанских дивизий, для которых нужен тоннаж на 3000» (5).
В трудных условиях керченской эвакуации, когда на суда, казалось, удастся попасть не всем, некоторые донцы не преминули припомнить старые обиды уходившим с ними малочисленным группам бойцов бывших добровольческих частей. Марковской дивизии предназначалось грузиться в Севастополе, но накануне эвакуации она оказалась разбросанной по всем участкам фронта, а потому некоторые её части попали и в другие порты. От станции Владиславовки в Керчь пришла пулемётная команда 1-го полка Марковской дивизии, которая несла охрану города вплоть до начала эвакуации, а затем (15 ноября) получила место в угольном трюме парохода «Дыхтау», на котором разместились донские казаки. Последние препятствовали погрузке марковцев, припоминая им новороссийскую эвакуацию, и пришлось даже грозить оружием, чтобы попасть на корабль (6).

В Керчь пришла и 1-я генерала Маркова батарея, которая накануне вела бои с превосходящими силами противника, отступая в Крым в составе Марковской дивизии.

В Керчи один из полковников Донского корпуса отказал присланным квартирьерам в погрузке 1-й генерала Маркова батареи, предложив ей направиться в Севастополь, а на возражение, что батарея прикомандирована к Донскому корпусу согласно приказу и погрузить её — вопрос чести, был дан ответ: «В Новороссийске вашему корпусу не было дела до донских казаков, а теперь — нам до вас».

Помогло обращение к коменданту пристаней капитану І ранга В. Н. Потёмкину, который вместе с взводом Марковской батареи оборонял Батайск в феврале 1918 года. «Прошу передать господам офицерам и солдатам старшей Добровольческой части, что для неё во всех случаях место найдётся», — сказал он. 15 ноября батарея была погружена на плавучий маяк «Запасный № 5» вместе с командами двух бронепоездов и многими другими чинами с семьями. Лошадей и орудия было приказано оставить, поэтому пушки выкатили на мол к барже, распрягли коней и вывели их за ворота во внутренний двор пристани, сняли сёдла, а с орудий — замки и панорамы, погрузили на судно пулемёты. Трубач объявил сбор, затем орудийная прислуга сбросила все пушки и зарядные ящики с причала в воду. Около 22 часов подошёл миноносец и вытянул маяк на внешний рейд, где он был взят на буксир колёсным пароходом «Веха», который ночью 16 ноября снялся с якоря и вышел из Керченского пролива (8).

Капитан 3-й батареи Марковской артиллерийской бригады Александр Михайлович Леонтьев писал:


Поручик Сергей Людвигович Туржанский эвакуировался из Керчи в составе 2-го Донского конно-артиллерийского дивизиона. Отступление в Крым донских частей началось во второй половине октября и, по его воспоминаниям, проходило в условиях постоянных столкновений с отрядами красных.

После перехода большевиков по льду и взятия Юшуньских позиций Донскому корпусу было приказано начать отступление на восток, о котором Сергей Людвигович оставил воспоминания:

«Идём на погрузку — наш корпус, говорят, в Керчь. Тревожит мысль, будет ли достаточно пароходов. Новороссийск не забудешь. Ночевали в татарской деревушке восточнее Симферополя. Забираем влево, стремясь обойти противника, задерживаемого 3-й дивизией по железной дороге Джанкой — Керчь.

На следующий день — снова 50-вёрстный переход. Дорога невозможная, грязь по колено лошади. Получили две пушки из Гвардейской батареи и через два перехода бросили. Измученным лошадям не под силу. В татарской деревне около Карасу-Базара остался больной тифом ветеринарный врач Кржипов. Дальше ехать не было сил.

Прошли ограбленный Карасу-Базар, где яблоками кормили лошадей, за неимением сена. Снова ночлег в деревне Байбуга [ныне Ближнее], в 7 вёрстах от Феодосии. Только стали в ауле в 20 вёрстах по дороге на Керчь и стали кормить лошадей и готовить какую-нибудь похлёбку для себя, как приказ идти дальше. Противник недалеко. Три часа простояли в немецкой колонии в 50 вёрстах от Керчи, покормили соломой лошадей — и дальше в Керчь. 14 ноября подошли к Керчи и остановились в деревушке в 3-х вёрстах от города. Здесь в последний раз переночевали на русской земле, а утром погрузились на пароход „Поти“ и 16 ноября отплыли от берегов Крыма в полную неизвестности Европу…

Сегодня закончилась наша почти шестимесячная борьба с большевиками в Крыму. Шесть месяцев наша маленькая группа, не желавшая склонить голову перед советами, боролась с противником, во много раз более сильным, и наконец принуждены были сдать Крым, когда враг перебросил против нас свои лучшие силы и массу кавалерии с Будённым и Мироновым. Дорого стоили мы красным, и ушли из Крыма почти все те, кто не хотел сдаваться на милость хама-победителя… Один момент мелькнула мысль остаться. Может быть, удалось бы сохранить жизнь. Но тотчас же пришла в голову картина бродяжничества по голодной России, невозможность вернуться домой, на каждом углу сытый комиссар — и мысль остаться показалась нелепой. Впереди тоже мало радости, но этот путь лучше. Буду до конца тянуть лямку белогвардейца…» (10).



События эвакуации из Керчи ярко описаны в воспоминаниях начальника военно-судной части штаба Донского корпуса полковника Ивана Михайловича Калинина, возвратившегося в советскую Россию в 1922 году и, несмотря на лояльность советской власти, расстрелянного в 1937 году в должности преподавателя Ленинградского автодорожного института. Ещё в Болгарии И. М. Калинин содействовал репатриации казаков на родину, где многих из них ждала смерть, а уже в Москве в условиях идеологической диктатуры опубликовал три книги своих мемуаров. Автор пересмотрел прежние взгляды и старался оправдаться перед большевиками в продолжительной службе русским контрреволюционным силам, а потому в характерной для подобных изданий иронической манере он осуждает Белое движение, выпячивая и преувеличивая негативные факты. Несмотря на очевидную предвзятость, воспоминания отличаются подробностью изложения и интересны с исторической точки зрения. И. М. Калинин, отступавший со штабом Донского корпуса и тыловыми учреждениями, обстоятельно рассказал о переходе к Керчи, куда группа прибыла ночью 15 ноября, а также о посадке на транспорт:

«Донскому корпусу для погрузки предназначалась Керчь. Нам, которые только что промаршировали поперёк всего Крыма с востока на запад, снова предстоял такой же путь с запада на восток, и даже более дальний, так как Керчь находится в самом отдалённом, юго-восточном углу Крыма.

12 ноября всё ринулось из Сарабуза страшным потоком. Разумеется, под аккомпанемент пушечной музыки. Мысли притупились. Еле-еле запечатлеваются картины скорбного пути. Погром в Карасубазаре [ныне Белогорск]. Всё как в тумане. Ясно одно: мы мертвецы, гражданская война кончена.

— Как бы не пали лошади и как бы застать в Керчи хоть один пароход! — мелькает в голове.

— Спешите в Керчь, — сказал утром 12-го ноября генерал Абрамов, проезжая из Симферополя в Джанкой, чтобы оттуда направиться в Керчь поездом. — Если доберётесь в три дня — ваше счастье, иначе сядете на мель.

Всякий из нас понимал, что значило „сесть на мель“.

…Я со своими двумя подводами отбился от „дежурства“ на второй же день пути. Генерал [Николай Иванович] Тарарин так торопился, что прибыл в Керчь на сутки раньше меня. В Старом Крыму мои лошади выбились из сил. Пришлось добывать новых.

— Заморени са кончета… Сега току че от Феодосия са заврыштали (Лошади заморены… Сейчас только что вернулись из Феодосии), — взмолились подводчики-болгары, которых мои писаря словили среди деревни.

— Ладно! До утра дам отдых, — согласился я и сам всю ночь сторожил их во дворе. Мои люди отсыпались в хате.

Чуть рассвет — снова путь в гуще каких-то неведомых обозов. Снова мелькают горки, деревни и всюду телеграфные столбы.

— А ведь эти не спешат! — кричит с задней подводы Маркуша [вестовой казак Марк Пименов].

— Кто? Где?

— Вон справа, возле дороги.

Взор падает на группу каких-то милых людей, свернувших с пути. Они расставили столы, стулья, пьют чай из самовара. Разнокалиберное общество. Женщины. Мужчины. Точно пикник. Едут с прохладцей.

— Что за учреждение?

— Комиссия…

— Военно-судебная?

— Нет! По реализации военной добычи.

— Видим, видим!

Подводы нагружены всяким добром сверху донизу.

— А это тоже военная добыча? — кричит Маркуша, тыча в подводу с мягкой мебелью. — У какого неприятеля отбили? У васильевских молокан или мелитопольских евреев?

В Феодосии уже господствовала местная красная власть. В этом порту грузились кубанцы Фостикова, успевшие побыть в Крыму не более двух недель. Когда я проезжал через порт, большие толпы злополучных казаков бродили по берегу, усеянному осколками взорванных снарядов, и со злобой поглядывали на морскую синеву, среди которой чернело несколько пароходов.

— Почему вы не погрузились?

— Та вин, бисов сын Хвостик, не велел. Нема, бачит, места. Пулемёты выставил.

— Что же вы думаете делать?

— Та в горы… зелёные примут.

Многие из этих несчастных, брошенных своими, брели по берегу, направляясь пешком в Керчь. Один подарил мне хотя и не ценную, но с красивой резьбой на меди кавказскую шашку.

— На якой вона мне бис… Я воевать больше не пийду. Навоевался.

В Керчи этот подарок у меня украли свои же штабные казаки.

Проехав вёрст 30 за Феодосию, мои подводы свернули с тракта на просёлочную дорогу и поехали совсем пустынным берегом. Возницы-болгары так убедительно доказывали своё знакомство со здешними местами, что пришлось согласиться на их предложение пробираться в Керчь кратчайшим путём. Ночью часа четыре отдохнули в татарской лачуге. Хозяин угостил нас сыром и призывал на наши головы благословение Аллаха, когда мы утром, ещё в абсолютной темноте, направились дальше, не причинив ему никакой обиды.

— Недобрый знак! — подумал я, поглядев в сторону гор и заметив там несколько беззвучных разрывов шрапнелей.

Сердце ёкнуло. Неужели не удастся пробраться в Керчь? Чтобы не навести паники на своих подчинённых, я промолчал о своих зловещих наблюдениях.

Лошади насилу волочат ноги. Мы перерезаем напрямик какой-то кряж. В большой деревне Марфовке, населённой болгарами-колонистами, веселье: справляют свадьбу. Звенят бубенцы, разливается песня, даже палят вверх для удовольствия и шума.



Их мало трогает то, что творится у Ак-Моная и в Владиславовке, где я заметил разрывы снарядов, и уж наверно они вовсе не думают о той трагедии, которая разыграется сегодня или завтра в керченском порту. А наивные из нашего стана ещё мнили, что мы кого-то от кого-то спасаем, творим великий жертвенный подвиг…

— Какая-то конница… Неужто красные? Вон внизу, по большому трахту, — кричит зоркий Маркуша с задней подводы.

Спускаемся мелкой рысцой по прямоезжей дороге на широкий почтовый путь. День яркий, даже тёплый. У колодца нас настигает конница. Но это свои: конвой командира Донского корпуса, во главе с начальником оперативной части полковником Генерального штаба [Петром Алексеевичем] Ситниковым.

— Как? Вы ещё не в Керчи?

— Отстал от „дежурства“ из-за лошадей.

— Гоните! Можете ведь опоздать… Сзади уже никого нет. Мы последние.

Всё, что уцелело от крымской армии, так стремительно неслось в порты, что красные много отстали. Подъехав к Керчи, мы увидели два конных донских полка, которые были выставлены для ночной охраны. Погрузка предполагалась только завтра, так как неприятель не наседал. В запруженном подводами городе я насилу добрался до генерала Абрамова, остановившегося со штабом 2-й армии в лучшей гостинице. Но прежде чем я попал к нему, на меня набросился очень изысканно одетый генерал Генерального штаба:

— Где у вас погоны на пальто? Почему их нет? Безобразие… Что вы, большевик, что ли? Экая распущенность!

— Они были начерчены химическим карандашом, но стёрлись в дороге. Ведь три недели беспрерывного бегства…

Генерал долго не мог успокоиться и, если бы командующий армией не подоспел мне на помощь, то готов был отправить меня под арест. …От генерала Абрамова я узнал только то, что „дежурство“ уже погрузилось, что завтра будут грузиться строевые части и что на пароходах будет поднят французский флаг. И больше ничего!

Оперативная часть нашего штаба заняла гарнизонное собрание. Котик Д-ий, хозяин собрания, готовил ужин. Он тоже остался верен себе до конца: его подводы ломились от баранов и всякой живности, которую его сподвижники хватали, где могли, не боясь теперь никаких военно-судебных комиссий.

…Ночь я проспал в битком набитой зале гарнизонного собрания, уместив ноги на подоконник, а туловище с головой на ломберный стол. Наступило утро, серенькое, неприветливое. Солнце пряталось где-то в толще тяжёлых облаков. Начался парад, последний парад на родной территории. К гарнизонному собранию подошёл конный полк [Г. И.] Чапчикова. Едва на крыльце показалось корпусное начальство, калединовский оркестр грянул марш. И, наконец, — шествие на пристань. Музыка, наигрывая „Мичмана Джонсона“, движется впереди полка, а сзади его — в первую голову несколько бочек с вином. Погрузка началась скандалом.

— Вон тыловую сволочь! — орал командир Платовского полка генерал [Алексей Георгиевич] Рубашкин, назначенный комендантом парохода „Екатеринодар“.

Когда же он узнал, что на пароход раньше его полка погрузилась ненавистная ему военно-судебная комиссия, пришёл в неистовство:

— В нагайки их… Ставь пулемёт!

На пристань полетели с бортов вещи злосчастных служителей Фемиды. Выбравшись с парохода, жрецы врангелевского правосудия не знали, как благодарить Бога за то, что хоть остались целыми. Не лучше обстояло дело и в 3-й Донской дивизии, у генерала [Адриана Константиновича] Гусельщикова. Когда обнаружилось, что казакам не хватает места на пароходе, он приказал выгнать всех бывших красно-армейцев.

— Долой с парохода Ваньков. На кой нам чёрт сдались эти гниды!

— Ваше превосходительство! Вы же нас в строй поставили… Мы честно служили… Красные не простят нам измены…

— Не рразговаривать!.. И подохнете, не жалко!..

— Воевали, так мы нужны были, а спасаете шкуры, так нас побоку. Эх, вы!.. Раньше нас сами подохнете.

Каждый своевольничал, как ему нравилось. О планомерной погрузке не могло быть и речи. Время шло, а от беспорядка погрузка замедлялась. От замедления же возникала паника, так как красные в любую минуту могли подойти к городу. Я со своими людьми покорно ждал на пристани, думая, что вот-вот какой-нибудь распорядитель укажет, на какой пароход мне грузиться. Но проходили час, другой, третий. Один из моих писарей успел за это время сбегать в винный погреб, который грабили, и принёс несколько бутылок „Массандры“. Маркуша купил у бабы два хлеба, но не на деньги, а в обмен на несколько аршин ситца, утащенного в Геническе.

— А вы ещё бранили тогда меня, что я украл! Сидели бы теперь голодом без ситца, — укоризненно заметил он мне.

Старик, по доброте своего сердца, не забыл и подводчиков, отрезав им тоже аршина по три. Болгары раскрыли глаза от изумления и рассыпались в благодарности.

— Если ещё раз будете в Крыму, непременно гостите к нам, — лепетали они.

Проходит ещё час. На пристани дым коромыслом. Давка увеличивается. Между людскими толпами уныло бродят всеми покинутые лошади, чувствуя близкую гибель от голода и жажды.

— В баржу, братва! Её повезут к пароходу, который стоит на рейде. Там пересадят, — проносится среди окружающей нас толпы.

Движение последней увлекает и нас. В баржу так в баржу, не всё ли равно? В барже — каша. Дно её покрыто слоем мелкого угля, который местами плавает, так как из пазов выступает вода. Чем больше набивается народу, тем больше покрывает она дно. Вокруг меня — незнакомые лица. Только один свой — инспектор артиллерии нашего корпуса почтенный генерал Александр Иванович Поляков. Изнемогая от усталости, он расстилает бурку на угольный бугор и садится, опустив ноги в воду. Я держусь за его плечи.

Наш Ноев ковчег, набитый только одними нечистыми (такими нас сделало бегство), начинает двигаться. Со дна не видно, кто буксирует нас. Мы видим небо и больше ничего. А „протекция“ баржи всё больше и больше даёт себя знать. Скоро можно стоять только на больших кучах угля. Низины превращаются в озера. Казачня, спасаясь от потопа, лезет на борты.

Буксир во время эвакуация из Крыма (предположительно)
— Когда же на пароход? Тут утонуть можно.

Неслыханная подлость. Наблюдатели сообщают с бортов, что нас становят в хвосте целой цепи таких же барж, из которых первая держится за какой-то пароход. Недолгий ноябрьский день кончается. Не кончаются только наши мучения. Бурка генерала Полякова плавает. Ноги подкашиваются, но сесть нельзя. Без конца длится эта мучительная ночь на воде — и в воде. За деревянной стенкой слышны лёгкие всплески волн. Мы ещё, видно, не выбрались из Керченского пролива.

Чуть брезжит рассвет. С бортов несутся нечеловеческие вопли.

— Оторвались! Ночью канат развязался…

— Ай… ай… пропали… мать честная!

Положение безвыходное. Лёгкий утренник гоняет нас по поверхности пролива. Кто схватится на пароходе об участи самой дальней баржи — восьмой по счёту? До того ли? Никому не придёт в голову в хаосе этого великого переселения народов разыскивать среди моря двести человек, которых унесло волнами.

— Станичники! — Исступлённо кричит на борту рябой, вихрастый казак. — Да ведь это Таманский берег… Тут большевики… Уж деревья на берегу видать. Ведь смерть приходит!

Сначала всё замирает. Последние слова звероподобного оратора ножом режут сердце. А утренник делает своё дело. Баржа, незаметно ковыляясь, всё ближе и ближе подбирается к львиной пасти. Потом нечеловеческий вой оглашает и баржу, и тот кусок молочно-туманного неба, который повис над нею. Адскую мелодию дополняет дребезжанье колокола, в который неистово дубасят на носу. Объятые смертным ужасом, двести человек голосят себе отходную. Над нами носится дыхание смерти. Чёрно-угольная смерть — в грязном озере между бортами, голубая смерть — в грациозных улыбках морской пучины, красная смерть — там на берегу, где подкарауливают нас те самые, от кого мы бежали с берегов Крыма.

И вдруг — якорь спасения! С дали, точно с неба, несётся глухой голос:

— Слышим, слышим… сейчас пошлём катер. Это говорят в рупор с какого-то судна.

Четыре мучительных часа проходит, пока неведомый спаситель от слов переходит к делу. Везут… Чувствуется и в нашем угольном озере, что снаружи дует холодный ветер. Сильная качка — значит, мы уже выбрались из пролива на простор Чёрного моря» (11).

Одной из наиболее трагичных оказалась судьба особого Донского офицерского полка, состоявшего из шести сотен под командованием полковника Семёна Силовича Афанасьева. Большая их часть погибла во время эвакуации.

Ещё засветло 14 ноября полк не в полном составе прибыл в Керчь и сразу был размещён в больших трюмах стоявшего в порту парохода «Поти» — все могли вздохнуть свободно. Однако уже в полночь было приказано сойти на берег, оставив при вещах по два человека на взвод: особому офицерскому отряду поручено нести охрану города. Есаул 3-й сотни Иван Никандрович Плахов так описал дальнейшие события:

«Помощник командующего отрядом полковник Владимир Николаевич Хопёрский собирает командиров сотен и распределяет районы города между сотнями. Сотни выступают, чтобы занять указанные им районы для охраны. Ночь. Холод. Офицеры небольшими группами в 4—5 человек „выбивают дробь“ на углах пустынных улиц, ожидая с нетерпением рассвета. Светает, но распоряжений никаких. Промёрзшие, голодные офицеры начинают волноваться. Самотёком, небольшими группами, офицеры начинают стекаться к пристани. Вскоре подвели старый миноносец „Живой“, стоявший до того в порту из-за порчи машин, нагруженный дровами. Особому офицерскому отряду приказано погрузиться на „Живого“. Отряд погрузился. Было немного тесновато.

3-я сотня расположилась на корме миноносца на дровах, не отдавая себе отчёта в том, что при первой же буре все эти дрова с их пассажирами полетят за борт. В тот момент действительно никто не предвидел той страшной катастрофы, какая поджидала „Живого“ и его пассажиров. Разместившись на „Живом“ кто как мог, все успокоились. Нервность упала, но стал ощущаться голод. Но вот подходит миноносец „Дерзкий“ и пришвартовывается к „Живому“. Подходят к борту матросы, и завязывается разговор. Офицеры просят хлеба. Матросы охотно делятся. К борту подходит полковник Попов, командир 3-й сотни, который устроился на „Дерзком“, где один из офицеров экипажа был ему родственником или станичником. 3-я сотня сразу же обратилась к нему с просьбой устроить пересадку сотни на „Дерзкого“. Полковник Попов, переговорив с капитаном и получив его согласие, передал о том сотне. Сотня перебралась на „Дерзкого“, а с ней и несколько человек из пулемётной команды. „Дерзкий“ был совершенно пуст, и 3-я сотня была его первыми пассажирами».

На «Дерзкий» было погружено ещё триста человек из 3-й Донской дивизии генерала А. К. Гусельщикова. 4-я сотня до выхода в море была перегружена на катер «Херсонес», взявший на буксир угольный эсминец «Живой», на котором остались 2-я, 5-я и 6-я сотни, часть пулемётной команды, штаб особого Донского офицерского полка и эскадрон 17-го гусарского Черниговского полка (12).

Накануне эвакуации бронепоезда Русской армии вели бои в Северной Таврии, затем — защищали подступы к Крыму благодаря проложенной по распоряжению П. Н. Врангеля особой ветки на Юшунь, а в последние дни прикрывали отступление конных и пеших частей. Из Керчи уходили команды всех трёх поездов 3-го бронепоездного дивизиона.


Ночью 11 ноября тяжёлый бронепоезд «Иоанн Калита» прошёл станцию Джанкой и направился к Керчи для прикрытия отхода частей Донского корпуса. Ту же задачу выполнял боевой состав под командованием капитана Делова, состоявший из спешно отремонтированных и вышедших из Феодосии 11 ноября старых бронеплощадок «Дмитрия Донского».

Ещё 6 ноября по приказанию начальника бронепоездных дивизионов лёгкий бронепоезд «Волк», находившийся до этого на ремонте в Джанкое, был отправлен на станцию Керчь в распоряжение коменданта крепости. 14 ноября в Керчь прибыл «Иоанн Калита», прикрывавший арьергард Донского корпуса — 2-ю бригаду 3-й дивизии под командованием генерала Александра Петровича Фицхелаурова. В ночь на 15 ноября команда бронепоезда была погружена на плавучий маяк «Запасный № 5», в тот же день в город пришёл «Дмитрий Донской». Взрывать бронепоезда было запрещено, поэтому перед посадкой на суда команды сняли замки с орудий и испортили материальную часть на боевых площадках (13).



В ночь с 15 на 16 ноября в город постоянно приходили новые войска. В 5 часов утра начальник 2-го отряда донёс контр-адмиралу М. А. Кедрову: «Принял 25 000, больше не вмещает тоннаж. Остаются непогруженными около 5000. Нужен срочно транспорт к Кыз-Аулу. Керчь продержится, вероятно, до вечера 16-го ноября». В ответ ему было сообщено, что около 14 часов в Керчь придёт пароход «Россия» и ледокол «Гайдамак» с начальником штаба флота контр-адмиралом Николаем Николаевичем Машуковым.

До 11 часов в проливе стоял густой туман, но корабли продолжали грузиться и выходить из залива в Камыш-Бурунский створ, становясь под прикрытие с востока боевых судов, из которых в гавани оставались только «Всадник» с начальником 2-го отряда судов Черноморского флота М. А. Беренсом и «Грозный» с руководящим эвакуацией в Керчи командующим 2-й армией Ф. Ф. Абрамовым. Последние воинские части грузились уже на баржи, катера и эсминец «Зоркий», а затем подвозились к группировке судов на рейде для перегрузки на военные корабли и уже загруженные транспорты. Последние, приняв до отказа людей, снимались с якорей и отправлялись к Тузлинскому плавучему маяку в южной части пролива. К той же стоянке буксировались последние баржи с людьми (14).

16 ноября были погружены подошедшие строевые части Кубанского корпуса, а также 1-я и 2-я Донские конные дивизии, прикрывавшие отход пехоты и штаб Донского корпуса. На кораблях находилось одних только донских казаков около 22 тысяч человек военных и 6515 донцов-беженцев, которым пришлось сильно потесниться, чтобы принять на борт кубанцев (15).

Так же как в Севастополе и Феодосии, по распоряжению командования расквартированное в Керчи Корниловское военное училище (до 11 сентября 1920 года — Пехотная имени генерала Л. Г. Корнилова юнкерская школа) несло охрану порядка в местах посадки. Поэтому патрули юнкеров были посажены на корабли только ярким солнечным днём 16 ноября. Во всё время эвакуации в городе сохранялся полный порядок. Но ситуация была чрезвычайной, и в условиях дефицита товаров, еды, а также суеты сборов перед отплытием в неизвестность некоторые деморализованные солдаты приняли участие в грабежах магазинов в ночь на 15 ноября. Однако это были частности, не служащие характеристикой последних дней белого Крыма, наполненных общим спокойствием и молчаливым сочувствием жителей к армии, выполнившей свой долг и стоящей перед новыми испытаниями. Эксцессов против военных не было (16).



Несколько ранее обещанного срока, в 13:15, в город пришли ледокол «Гайдамак» и пустой пароход «Россия». Оба корабля недолго простояли у Широкого мола, забрав всех оставшихся одиночных людей, и снова вышли в пролив. В 14:10 канонерская лодка «Грозный» вышла из порта, генерал Ф. Ф. Абрамов объехал на катере все погруженные пароходы и, отдав распоряжения, приступил к выводу транспортов в Чёрное море к Кыз-Аульскому маяку. В 14:20 последняя гружённая людьми баржа № 56 отчалила от Широкого мола, на котором не оставалось ни одного солдата. Только после этого, в 14:22, вооружённый ледокол «Всадник» под флагом начальника 2-го отряда вышел из Керчи в пролив к ледоколу «Гайдамак» для переговоров с начальником штаба флота Н. Н. Машуковым.

После этого «Гайдамак» отправился к Кыз-Аулу для непосредственного доклада Главнокомандующему, телеграфировав в пути: «В Керчи всё идёт в исключительном порядке. Все войска посажены на корабли и вышли в Керченский пролив. Посадка окончена. В городе не осталось ни одного солдата, все раненые увезены. Противника нет. Угля хватает всему отряду. В городе полный порядок. Беренс — на „Всаднике“, а Абрамов — на „Грозном“. К 16 часам выйду к „Корнилову“», а затем последовало второе дополнительное сообщение: «Посадка закончена. Взяты все до последнего солдата. Для доклада Главкому везу генерала Кусонского. Иду на соединение» (17).



В целом, по сообщению штабс-капитана Владимира Михайловича Кравченко, погрузка в Керчи прошла достаточно гладко, лишь одна баржа перевернулась по вине погруженных. Кроме того, когда отчаливало последнее судно, в Керчь уже вступали части Красной армии и на набережную выехал броневик. Однако он не стал открывать огонь, вероятно опасаясь судовой артиллерии находящегося поблизости ледокола «Всадник» и других кораблей на рейде — враги расстались мирно и торжественно (18).

Впрочем, по свидетельству начальника штаба 3-го кавалерийского корпуса Красной армии Александра Михайловича Хмелькова, якобы некая передовая группа всадников, войдя в город, погрузилась на рыбацкие лодки и направилась к стоящим на рейде судам, обстреливая их из пулемётов и требуя сдачи; но когда был открыт ответный огонь станковых пулемётов и нацелены в их сторону тяжёлые корабельные орудия, от затеи пришлось отказаться. Судя по тем же воспоминаниям, на мыс южнее Керчи (вероятно, Ак-Бурун) были выведены две полевые батареи с целью воспрепятствовать кораблям на рейде покинуть пролив. При этом автор воспоминаний сообщает: «Однако ночью… скрытно подошли несколько судов противника с потушенными огнями и помогли им выйти из Керченского пролива…» (19) Если это обстоятельство имело место, то, вероятно, речь идёт о транспортных средствах, оторвавшихся от буксиров и не способных двигаться самостоятельно. По крайней мере, по приведённому ранее свидетельству И. М. Калинина, с одной из барж случилось такое происшествие с ночи на утро 17 ноября.

После полудня 16 ноября на канонерской лодке «Страж», стоявшей у «Ростислава», была получена радиотелеграмма начальника 2-го отряда контр-адмирала М. А. Беренса: «Давайте, давайте, давайте!», условно означавшую, что эвакуация в Керчи завершена, «Стражу» приказано уходить, «Ростислав» — затопить. Вывести плавучую батарею в условиях эвакуации было невозможно из-за отсутствия свободных буксиров и по причине недостатка времени: летом имеющий глубокую осадку бывший линкор полтора месяца тащили через весь пролив ко входу в Азовское море с постоянными посадками на мель.



С заходом солнца с обычной церемонией были спущены флаг и гюйс, затем открыты кингстоны и с помощью подрывных патронов пробито днище — офицеры и команда перешли на «Страж». Из-за малой глубины корабль погрузился только до уровня адмиральского балкона, поэтому с орудий предварительно были сняты оптические прицелы и у замков вынуты грибовидные стержни. Пожелавшие остаться в России были посажены в шлюпку, на которой они собирались ночью переправиться на таманский берег (20).

В 15:30, когда все транспорты ушли от Тузлинского к Кыз-Аульскому маяку и уже был потоплен «Ростислав», с якоря начали сниматься стоявшие в проливе военные корабли и отправляться в Чёрное море, замыкал движение ледокол «Всадник» с М. А. Беренсом на борту, вышедший из пролива в 18:30. К 22 часам вся керченская флотилия собралась у Кыз-Аула (21).

Последним заслоном была канонерская лодка «Страж». После потопления «Ростислава» она направилась к проливу и достигла его, когда окончательно стемнело. На крымском и таманском берегах начали загораться костры, возможно служившие какими-то условными знаками. Керчь была погружена в полный мрак. Сложный фарватер тоже не был освещён фонарями, и в это неподходящее время отказала рулевая машина. Тогда командир лодки капитан ІІ ранга Константин Григорьевич Люби, неоднократно проходивший Керчь-Еникальский канал, отправил рулевого к ручному кормовому штурвалу, а сам передавал команды с мостика. Несмотря на значительные сложности и риск сесть на мель, судно благополучно вышло в Чёрное море и ночью подошло к Кыз-Аульскому маяку, где уже находились все плавучие средства, ушедшие и уведённые из Керчи (22).



Об организационных трудностях во время эвакуации командующий флотом М. А. Кедров писал:

«Много было затруднений, часто казавшихся непреодолимыми. Поступают донесения: машины не вертятся, якоря не выбираются; заявления, что если будет посажен ещё один человек, то пароход будет сидеть на грунте, отходят от пристаней с полупогруженными трюмами и тому подобное.

Никто не подозревает, что, как выяснилось, надо принять не 35 тысяч, а более 100 тысяч и, значит, грузить суда до отказа. Никто не хочет оставаться, несмотря на обращение Главнокомандующего, указывавшего, что мы идём в неизвестность. Приходится посылать всюду морских офицеров с диктаторскими полномочиями, угрозами, револьверами и матерными словами, после чего всё приходит более или менее в порядок: машины вертятся, суда не садятся на грунт и всех желающих эвакуироваться приглашают на борт» (23).

Участник керченской эвакуации старший лейтенант Б. В. Карпов вспоминал:

«К счастью, как здесь в Керчи, так и во всех портах Крыма, благодаря энергии и распорядительности всех чинов флота, начиная с командующего флотом вице-адмирала Кедрова и его штаба и кончая мичманами-комендантами транспортов, эвакуация прошла в полном порядке, и ни один солдат или гражданин не был оставлен на берегу. Наш отряд до последнего момента прикрывал отход из Керчи, выставил боевые суда в Керченском проливе, будучи готов вступить в бой с неприятелем, если бы он вздумал преследовать транспорты. Но большевики не появились, транспорты снялись с якоря 16 ноября и вышли в море. Последним покинул рейд Керчи начальник 2-го отряда судов Черноморского флота контр-адмирал М. А. Беренс.

Это было его последним делом до… верим, твёрдо уповаем… нового его возрождения в великой и национальной России под славным Андреевским флагом» (24).

В числе покидавших Керчь белых воинов был поэт Сергей Сергеевич Бехтеев, главными мотивами творчества которого были идеи русской монархии и Белого движения. На борту уходившего в Константинополь парохода «Самара» он написал следующие стихотворения:


По всей видимости, из Керчи с Русской армией эвакуировался поэт и литературный критик Юрий Константинович Торопьяно. В 1919 году его родители, Константин Васильевич и Софья Андреевна, были убиты революционерами в своём имении в селе Темеш близ Керчи (ныне не существует), после чего летом того же года он вступил в Добровольческую армию, записавшись под псевдонимом Терапиано. В начале 1920 года был освобождён от воинской службы вследствие ранения и проживал в Крыму. В эмиграции в 1953 году он написал следующие строки, посвящённые Русскому Исходу:




(1) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 9.
(2) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 65, 66; Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 413.
(3) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 9, 10; Ушаков А. И. Крымская эвакуация. 1920 год [Электронный ресурс].
(4) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 10.
(5) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 66; Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 10; Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 669.
(6) Марковцы в последних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 160, 167.
(7) Леонтьев А. М. Марковская артиллерия в осенних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 179, 183, 184; Балыков С. Воспоминания о Зюнгарском полку // Белая гвардия [альманах] / Публикация В. Ж. Цветкова. — М.: Посев, 2005. № 8: Казачество России в Белом движении, с. 52.
(8) Марковцы в последних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 167, 168; Леонтьев А. М. Марковская артиллерия в осенних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 184.
(9) Леонтьев А. М. Марковская артиллерия в осенних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 184, 185.
(10) Туржанский С. Л. Дневник поручика, младшего офицера Семилетовской батареи // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 395—398.
(11) Калинин И. М. Под знаменем Врангеля. Заметки бывшего военного прокурора. — Краснодар: Традиция, 2012, с. 282—291.
(12) Плахов И. Н. Донской офицерский полк в Крыму // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 420—423; Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 104.
(13) Власов А. А. О бронепоездах Добровольческой армии // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 466, 467, 471—474.
(14) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 67.
(15) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 11, 13.
(16) Баумгартенъ В. Ф., Васнецовъ М. В., Ващенко Е. П. и др. Русскіе въ Галлиполи. 1920—1921: Сборникъ статей. — Берлинъ, 1923, с. 12, 13, 15, 200.
(17) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 67, 68; Плахов И. Н. Донской офицерский полк в Крыму // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 423.
(18) Кравченко В. М. Дроздовцы в последних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 301, 302; Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 412.
(19) Санжаровец В. Ф. О некоторых вопросах, имеющих отношение к эвакуации войск Русской Армии П. Н. Врангеля из Керчи // Материалы I Международной научно-практической конференции «Военно-исторические чтения» 18—19 февраля 2013 г. — Керчь, 2013, с. 176.
(20) Штром А. А. Последние… Линейный корабль «Ростислав» и канонерская лодка «Страж» // Флот в Белой борьбе / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 316; Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 68.
(21) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 68.
(22) Штром А. А. Последние… Линейный корабль «Ростислав» и канонерская лодка «Страж» // Флот в Белой борьбе / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 316.
(23) Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 101, 102.
(24) Карпов Б. В. Краткий очерк действий белого флота в Азовском море в 1920 году // Флот в Белой борьбе / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 168.
(25) Бехтеев С. С. Грядущее. Стихотворения / Счастная Г. — СПб, 2004, с. 259, 260.

Крейсер «Генерал Корнилов» у берегов Керчи и прибытие в Константинополь
Эвакуация Севастополя окончилась. 15 ноября время и обстановка в Ялте позволили Главнокомандующему сойти на берег, а в 2 часа дня крейсер «Генерал Корнилов» вместе с ялтинской группой судов вышел в открытое море в сопровождении французских крейсера «Вальдек-Руссо» и миноносца. В 16 часов корабль Главнокомандующего догнал транспорт «Дон» — Пётр Николаевич перешёл на него и поприветствовал войска, которые ответили ему громким «Ура!». Выслушав доклад генерал-лейтенанта М. А. Фостикова о возникших сложностях при проведении им эвакуации в Феодосии, в 17 часов 30 минут П. Н.

Врангель вернулся на крейсер и по радиотелеграфу передал в Керчь приказ генерал-лейтенанту Ф. Ф. Абрамову во что бы то ни стало погрузить кубанцев (26).




Вечером 15 ноября «Вальдек-Руссо» встретил у берегов Крыма вызванный из Константинополя пароход «Россия», принадлежащий Русскому транспортному и страховому обществу, и телеграфировал об этом командующему флотом М. А. Кедрову. Контр-адмирал ответил в 22 часа: «Прошу пароход „Россию“ направить срочно в Керчь. Главнокомандующий приказал мне поддержать наши прикрытия на Ак-Монайских позициях. Поэтому иду в северную часть Феодосийского залива в 12 милях к востоку от г. Феодосии. В Керчь с моим начальником штаба пойдёт ледокол „Гайдамак“» (28).

Крейсер «Генерал Корнилов» с Главнокомандующим на борту взял курс к Феодосийскому заливу и в 9 часов утра 16 ноября стал на якорь — с корабля едва виднелись очертания города. П. Н. Врангелем была получена радиотелеграмма от генерал-лейтенанта Ф. Ф. Абрамова: «Кубанцы и терцы прибыли в Керчь, погрузка идёт успешно». Чуть раньше, в 6 часов, французский крейсер «Вальдек-Руссо» прошёл у берегов Феодосии и направился ко входу в Керченский пролив.

В 10:30 на «Генерале Корнилове» была объявлена тревога и корабль приведён в боевую готовность: в бинокли были замечены группы вооружённых людей на берегу, возможно красных. Около 11 часов П. Н. Врангель о чём-то совещается с поднявшимся на борт командиром французской канонерки. Берег обстреливать не стали — корабль снялся с якоря и Пётр Николаевич направил его к Керчи, желая лично проконтролировать ход эвакуации. В последнем пункте погрузки шла большая и сложная работа: в сжатые сроки было необходимо вывезти не только Донской корпус, но и оставленные в Феодосии части (29).

В случае крайней необходимости «Генерал Корнилов» мог принять на борт несколько десятков человек. Крейсер предназначался только для Главнокомандующего, его штаба, командующего флотом со штабом и некоторых лиц из центральных управлений, но во время эвакуации выяснилось, что мест на кораблях оказалось недостаточно, тогда на борт флагмана в виде исключения стали приниматься также семьи военных и морских офицеров. К. Тимофеевский свидетельствует, что в последние дни эвакуации (возможно, у Керчи) люди принимались уже без разбора: «Все палубы, трюмы, кубрики — всё было переполнено беженцами, вещами. Команда ютилась вперемежку с частной публикой… Единственное место, не столь загруженное, — это адмиральское помещение на корме, отведённое для Главнокомандующего» (30).

У Кыз-Аульского маяка на юго-восточной оконечности Керченского полуострова группировались все плавучие средства, уходящие и буксируемые из Керчи, там же около пяти часов простоял «Вальдек-Руссо» в ожидании подхода крейсера «Генерал Корнилов». «После недавних жестоких морозов вновь наступило тепло, на солнце было жарко. Море, как зеркало, отражало прозрачное голубое небо. Стаи белоснежных чаек кружились на воздухе. Розовой дымкой окутан был берег», — так П. Н. Врангель описывал погоду у берегов Керчи днём 16 ноября.

Перед уходом «Вальдек-Руссо» в Константинополь состоялось взаимное приветствие союзных крейсеров: французский корабль поднял флаг Главнокомандующего Русской армии и произвёл салют, «Генерал Корнилов» ответил тем же и поднял французский флаг.



Воспоминания об этом событии оставил Пётр Семёнович Бобровский, находившийся на «Вальдек-Руссо»:

«Тут мы пережили сильное волнение. Разнёсся слух, что французский миноносец, пришедший к Керчи раньше нас, был обстрелян с берега большевиками и что теперь „Вальдек-Руссо“ будет стрелять по городу. Действительно, с орудий начали снимать чехлы, послышалась команда, боевые башни задвигались. Вся эта суматоха продолжалась довольно долго. А мы стояли и смотрели. Никогда я не чувствовал так своего бессилия, как в этот момент. Пароход, на котором я еду, будет обстреливать русские берега! И я должен молчать! И я должен быть гостем тех, кто обстреливает!

Но судьба не дала нам пережить такое страшное испытание. „Вальдек-Руссо“, действительно, дал 21 выстрел, но это были холостые выстрелы — прощальный сигнал Врангелю на „Генерале Корнилове“, который вслед за нами пришёл под Керчь и стоял недалеко от нас. „Генерал Корнилов“ нам отвечал. Очевидно, весь этот слух об обстрелянной будто бы миноноске был кем-то пущенной уткой. Толка добиться мы не могли. Французские офицеры хранили молчание, а матросы и сами ничего не знали.

Приняв несколько десятков пассажиров, мы около 2 часов дня 16 ноября снялись с якоря и пошли снова вдоль крымских берегов вплоть до Севастополя. Но на этот раз мы шли далеко от берега. И я уже не пережил чувства близости к России. В Севастополь мы не зашли, а двинулись прямо в Константинополь. Я стоял на корме и прощался с родными берегами. Берега под Севастополем низкие, и скрылись они из глаз довольно скоро. Кругом было безбрежное море. Мы окончательно уехали из России…»

На крейсере «Вальдек-Руссо» было вывезено около полутысячи русских беженцев (32). По донесению французской разведки, адмирал Карл Дюмениль принимал участие в проведении эвакуации Севастополя, южного берега Крыма, а затем и Керчи, откуда 18 ноября прибыл на своём крейсере в Константинополь (33).

«Генерал Корнилов» остался у входа в Керченский пролив в ожидании ледокола «Гайдамак». Было перехвачено радио из Феодосии с сообщением какого-то комиссара об отсутствии местных сил для насаждения и проведения коммунизма. Получив радиосообщение от контр-адмирала Н. Н. Машукова об успешном окончании посадки, П. Н. Врангель отправил радиотелеграмму председателю Правительства Юга России А. В. Кривошеину в Константинополь для широкого распространения, в которой сообщил, что армия ушла из Крыма, эвакуация проходит блестяще, вывезено около 130 000 человек на более чем ста судах Русского флота.

В 15:40 из Керчи пришёл «Гайдамак» с начальником штаба 2-й армии генералом Павлом Алексеевичем Кусонским, который доложил Главнокомандующему, что погрузка прошла прекрасно благодаря энергии генерала Ф. Ф. Абрамова и неутомимой работе моряков под руководством контр-адмирала М. А. Беренса: забраны все до единого донцы и пришедшие из Феодосии кубанцы, у всех настроение на редкость бодрое, никто не пожелал оставить своего оружия — все готовы продолжить борьбу.

«Огромная тяжесть свалилась с души. Невольно на несколько мгновений мысль оторвалась от горестного настоящего, неизвестного будущего. Господь помог исполнить долг. Да благословит Он наш путь в неизвестность…» — оставил в своих записках Пётр Николаевич Врангель.

В 17 часов 20 минут подошёл французский миноносец «Альжерен», перейдя в распоряжение Главнокомандующего П. Н. Врангеля. Крейсер «Генерал Корнилов» продолжил ждать у Кыз-Аульского маяка подхода всех судов керченской флотилии.

«Темнеет. Опускается густой туман и, как молочной пеленой, окутывает всё кругом. В нескольких шагах ничего не видно. Раздаются гудки и мерный звон колокола. Точно набат… Как тоскливо, точно похоронный звон. Какие-то мрачные мысли лезут в голову. Что впереди? Куда, зачем? Действительно чем-то погребальным веет от этого звона и непроницаемой завесы. Как-то сыро. Может быть, это действительно хоронят Россию? Может быть, никогда и не суждено нам её увидеть снова? В далёкие, неведомые, чужие края, неизвестно на какие лишения…» — вспоминал К. Тимофеевский ожидания вечера 16 ноября на борту крейсера «Генерал Корнилов» (34).

На всех русских судах, уходящих из Крыма, было распространено обращение Главнокомандующего:

«Русская армия, оставшаяся одинокой в борьбе с коммунизмом, несмотря на полную поддержку крестьян, рабочих и городского населения Крыма, вследствие своей малочисленности не в силах отразить нажима во много раз сильнейшего противника, перебросившего войска с польского фронта, и я отдал приказ об оставлении Крыма. Учитывая те трудности и лишения, которые Русской армии придётся претерпеть на дальнейшем горестном пути, я разрешил желающим оставаться в Крыму, и таких почти не оказалось. Все солдаты Русской армии, все чины Русского флота, почти все бывшие красноармейцы и масса гражданского населения не захотели подчиниться коммунистическому игу, они решили идти на вдвое тяжёлое испытание, твёрдо веря в конечное торжество своего правого дела. Сегодня была закончена посадка на суда. Везде она прошла в образцовом порядке. Неизменная твёрдость духа флота и господство на море дали возможность выполнить эту беспримерную в истории задачу и тем спасти армию и население от мести и надругания. Всего из Крыма ушло 120 000 человек и свыше 100 судов Русского флота. Настроение войск прекрасное. У всех твёрдая вера в конечную победу над коммунизмом и в возрождение нашей Великой Родины. Отдаю армию, флот и выехавшее население под покровительство Франции, единственной из великих держав, сознавшей мировое значение нашей борьбы» (35).

Главнокомандующий Русской армией генерал Врангель на Лемносе
Лично убедившись, что в целом погрузка завершена и все плавучие средства благополучно вышли из Керчь-Еникальского пролива, Пётр Николаевич отдал приказ крейсеру отправляться в Константинополь — ночью 17 ноября в 1:30 «Генерал Корнилов» снялся с якоря и пошёл по направлению к Севастополю. Принято радио на французском с «Вальдек-Руссо»:

«Генералу Врангелю от адмирала Дюмениля.

В продолжение семи месяцев офицеры и солдаты армии Юга России под вашим командованием дали блестящий пример. Они сражались против в десять раз сильнейшего врага, стремясь освободить Россию от постыдной тирании. Борьба эта была чересчур неравной, и вам пришлось покинуть вашу родину, — я знаю, с каким горем. Но вы имеете удовлетворение в сознании образцово проведённой эвакуации, которую французский флот, вам оказавший от всего сердца содействие, счастлив видеть столь блестяще законченной. Ваше дело не будет бесплодным: население Юга России быстро сумеет сравнить вашу справедливую и благожелательную власть с мерзким режимом советов. Вы тем самым окажете содействие прозрению и возрождению вашей страны. Горячо желаю, чтобы это произошло в скором времени. Адмиралы, офицеры и матросы французского флота низко склоняются перед генералом Врангелем, отдавая дань его доблести».

К. Тимофеевский сохранил в памяти последние часы пребывания у побережья уже красной России:

«Утром 17 ноября яркое солнце в последний для нас раз озарило берега Крыма. Через несколько часов скроется и этот последний клочок родной земли. Медленно идёт „Корнилов“, море усеяно барашками, стаи дельфинов плескаются, кувыркаются и резвятся у самого борта, играя на солнце блестящей кожей. Едущие облепили борта и в последний раз смотрят на берега Крыма, наслаждаясь чудесным видом южного побережья. В одиннадцатом часу нагоняет французский миноносец, отставший почему-то от крейсера. На небе ни облачка. Лёгкий ветерок. Слегка прохладно. Вот виднеется Ялта. Спустя некоторое время различаются вершины Ай-Петри, Байдарские ворота, далеко сзади вершина Могаби. Вечереет. У южной оконечности Крыма „Корнилов“ поворачивает и идёт прямо в открытое море. Где-то далеко виднеется смутно Балаклавская бухта. Там Севастополь, ещё так недавно столица Южной России, оплот армии. Как-то странно, непривычно и даже жутко подумать, что теперь там льётся невинная кровь, что торжествующие победители „мстят“ своим уже бессильным врагам».

«Спустилась ночь. В тёмном небе ярко блистали звезды, искрилось море. Тускнели и умирали одиночные огни родного берега. Вот потух последний… Прощай, Родина!» — этими словами закончил свои знаменитые записки П. Н. Врангель.

Ещё 16 ноября за особые отличия по службе командующий Черноморским флотом контр-адмирал М. А. Кедров приказом Главнокомандующего был произведён в вице-адмиралы. На следующий день, находясь в море Михаил Александрович обратился к своим подчинённым:

«Флагманы, командиры, офицеры и матросы Черноморского флота. В неравной борьбе нашей с неисчисленными превосходными силами противника Русской армии, истекающей кровью, пришлось оставить Крым. На доблестный Черноморский флот выпала исключительная по трудности задача, когда без иностранной помощи своими средствами и силами, в весьма краткий срок, в осеннее время нужно было подготовить и эвакуировать из Крыма армию и часть населения общей численностью свыше ста тысяч человек. Черноморский флот, сильный своим духом, блестяще справился с этой задачей. Из всех портов Крыма в трёхдневный срок почти одновременно, по составленному заранее плану, транспорты, перегруженные до крайности, под прикрытием военных судов вышли в Константинополь. Одновременно были выведены на буксирах все находившиеся в ремонте большие суда и плавучие средства, имеющие какое-нибудь боевое значение. Противнику оставлены только старые корабли со взорванными ещё в прошлом году иностранцами механизмами.

Наш Главнокомандующий, желая отметить такую исключительную работу флота, произвёл меня, вашего командующего флотом, в вице-адмиралы. Низко кланяюсь и благодарю вас за эту честь. Не ко мне, а к вам относится эта награда. Не могу не отметить исключительной работы моего начальника штаба контр-адмирала Машукова. Не буду говорить об этой работе его — вы её все видели, оценили и откликнулись, следствием чего явилась ваша доблестная и исключительная по достигнутым результатам работа» (36).

Сумерки 17 ноября застали крейсер Главнокомандующего «Генерал Корнилов» в открытом море. Спустили русский флаг, люди продолжали смотреть в тёмную даль, которая покрыла крымские берега. К вечеру 18 ноября на горизонте появились маяки Босфора, в половине одиннадцатого ночи крейсер поднял французский флаг в знак перехода под покровительство союзников и стал на якорь в ожидании рассвета. Утром 19 ноября в 9 часов 20 минут крейсер двинулся по проливу в сопровождении подошедшего из Стамбула катера под Андреевским стягом. В 10 часов 15 минут «Генерал Корнилов» бросил якорь на месте международной стоянки в заливе Золотой Рог.

К крейсеру постоянно подходили катера, у каюты П. Н. Врангеля столпились представители командования, общественные деятели и корреспонденты иностранных газет, желавшие узнать о последних днях Крыма. Главнокомандующий отдал распоряжения о реорганизации армии, расформировании многих правительственных учреждений, распределении войск и беженцев и многие другие — один за другим от пригорода Мода уходили русские корабли (37).

В 18 часов Пётр Николаевич дал представителям прессы подробное интервью о причинах и ходе эвакуации, в котором среди прочего сказал следующее (по записи публициста и издателя Владимира Львовича Бурцева):

«После завершения эвакуации в Севастополе я посетил Ялту, Феодосию и Керчь, где наблюдал за погрузкой частей и населения, и уехал из Керчи только после того, когда убедился, что последний солдат был погружен… Могу сказать с уверенностью, что будь достаточное количество судов, — с нами выехало бы всё население Крыма. Все раненые уже размещены в госпиталях в Константинополе. Участь гражданских беженцев продолжает оставаться ещё нерешённой…»

Вскоре тот же В. Л. Бурцев, находившийся до революции в крайней оппозиции к царскому правительству и участвовавший в революционном движении, напишет:

«Мы знаем, что оставили за собой в Крыму. Мы знаем также, что с собой принесут в Крым большевики. Я пробыл последние две недели в Крыму и нашёл там полный порядок и уверенность в завтрашнем дне. Все знали, что там нет чрезвычаек. Нет всего того кошмарного и ужасного, что приносят своим приходом большевики. Крым оставлен нами. В настоящую минуту мы не получили ещё сведений о том, что там делается, с приходом большевиков. Но мы хорошо знаем, что они делали во всех городах, когда приходили, и отсюда делаем верный вывод, что в данный момент во всём Крыму льётся кровь. Везде — торжество негодяев, предателей, убийц, — всюду грабёж, пожарище, и Крым стонет, вероятно, так же, как и вся остальная Россия. Только этим можно объяснить это массовое бегство жителей из Крыма. Большевики повсюду составили о себе прочную славу, и двух мнений не существует о них. Мы заранее знаем, что они сделают, начиная от Перекопа до Севастополя и Ялты: они зальют кровью весь Крым…» (38)


(26) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 669; Тимоѳеевскій К. На крейсерѣ «Генералъ Корниловъ» // Архивъ русской революціи. Т. 5. 3-е изд. / Гессенъ И. В. — Берлинъ: Слово, 1922, с. 96.
(27) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Ѳеодосіи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIV. № 1, с. 46—52; Фостиков М. А. Дневник // Дневники казачьих офицеров / Стрелянова П. Н. — 2004, с. 173—177.
(28) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 66.
(29) Тимоѳеевскій К. На крейсерѣ «Генералъ Корниловъ» // Архивъ русской революціи. Т. 5. 3-е изд. / Гессенъ И. В. — Берлинъ: Слово, 1922, с. 96; Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 669; Бобровский П. С. Крымская эвакуация [Электронный ресурс]. — Берлин, 1924.
(30) Тимоѳеевскій К. На крейсерѣ «Генералъ Корниловъ» // Архивъ русской революціи. Т. 5. 3-е изд. / Гессенъ И. В. — Берлинъ: Слово, 1922, с. 92, 93.
(31) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 670; Тимоѳеевскій К. На крейсерѣ «Генералъ Корниловъ» // Архивъ русской революціи. Т. 5. 3-е изд. / Гессенъ И. В. — Берлинъ: Слово, 1922, с. 96.
(32) Бобровский П. С. Крымская эвакуация [Электронный ресурс]. — Берлин, 1924.
(33) Русская военная эмиграция 20-х — 40-х годов. Документы и материалы: в 5 т. / Сост. Басик И. И. и др. — Москва: Гея, 1998—2010. — Т. 1: Так начиналось изгнанье. 1920—1922 гг. Кн. 1: Исход, с. 253.
(34) Тимоѳеевскій К. На крейсерѣ «Генералъ Корниловъ» // Архивъ русской революціи. Т. 5. 3-е изд. / Гессенъ И. В. — Берлинъ: Слово, 1922, с. 96, 97; Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 670.
(35) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 10, 11.
(36) Тимоѳеевскій К. На крейсерѣ «Генералъ Корниловъ» // Архивъ русской революціи. Т. 5. 3-е изд. / Гессенъ И. В. — Берлинъ: Слово, 1922, с. 97, 98; Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 670, 671; Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 4, с. 49, 50.
(37) Тимоѳеевскій К. На крейсерѣ «Генералъ Корниловъ» // Архивъ русской революціи. Т. 5. 3-е изд. / Гессенъ И. В. — Берлинъ: Слово, 1922, с. 98—100.
(38) Послѣдніе дни Крыма (Впечатлѣнія, факты и документы). — Константинополь: тип. «Пресса», 1920, с. 38, 39, 45.

http://kazak-center.ru/publ/1/prezhnikh ... 22-1-0-917
Прежних лет изучая потемки

Как все гладко выглядело в советской истории! Четко, определенно. Если, как говорил Александр Герцен, власть выдвигала кого в герои, то никаких публичных споров и обсуждений по этому поводу не допускалось. Кого определили во враги, то клеймо выжигалось навечно. Случалось, конечно, что положительные персонажи истории в одночасье лишались своих еще вчера казавшихся неоспоримых заслуг, но выглядело это разборками между соратниками. Что же касалось досоветского периода, то с персонажами этой части истории всё было ясно: враги.

Дополнили «вражеское племя» и те, кто были идейными врагами советской власти, истово боролись с ней не из желания сохранить свое богатство, имя и положение в обществе, а из верности клятве и преданности Отечеству. Таким идейным противником был барон Петр Николаевич Врангель.

События, связанные с его именем в Крыму, тоже прошли идеологическое сито и известны нам преимущественно из школьного учебника истории. Наверное, поэтому странно и удивительно слышать, что в Керчи всерьез рассматривается вопрос об установке памятника Врангелю. Однако это не голословное, ничем не подкрепленное предложение энтузиастов – существуют несколько вариантов будущего памятника, есть группа вдумчивых и грамотных энтузиастов, ратующих за его установку.

Новые исследования историков, среди которых — старший научный сотрудник Керченского историко-культурного заповедника Владимир Санжаровец, позволяют посмотреть на события почти столетней давности под другим углом зрения, увидеть в них то, что более соответствует истине, не окрашенной в однотонные цвета советской идеологии заказной истории. Как писал историк Василий Ключевский, «на историю всегда смотреть с двух сторон: со стороны победителя и со стороны побежденного, со своей стороны и со стороны врага, и как разнятся эти два взгляда!» Сейчас нам представилась возможность узнать правду, а не взгляды сторон.

Исходу Русской Армии из Крыма и окончанию Гражданской войны на Юге России посвящена обширная научная и мемуарная литература. Однако события этого времени в Керчи, с взятием которой 16 ноября 1920 года был не только «ликвидирован Южный фронт», но и окончена «большая гражданская война» оставляют немало вопросов. Основных несколько. Прежде всего, открытым остается вопрос, находился ли генерал Врангель в городе во время эвакуации, каковыми были ее планы и их реализация: состав задействованных в этом мероприятии судов, общая численность эвакуированных через Керченский порт и, наконец, были ли попытки со стороны красных воспрепятствовать белому исходу?

Бытующее с недавних пор в среде керченских казаков и базирующееся на сомнительных по достоверности воспоминаниях мнение, что П.Н. Врангель в последний день эвакуации Керчи был в городе и даже участвовал в устроенном на горе Митридат молебне по случаю ухода в изгнание, казалось, в главном имеет под собой основание.19 ноября 1920 года в беседе с представителями прессы, как документально свидетельствует один из присутствовавших на ней журналистов, прибывший в Константинополь Врангель, рассказывая о произошедшем, сообщает: «После завершения эвакуации в Севастополе я посетил Ялту, Феодосию и Керчь, где наблюдал за погрузкой частей и населения, и уехал из Керчи только после того, когда убедился, что последний солдат был погружен».

Аналогичные сведения почерпнуты историками из воспоминаний офицера-дроздовца В.М. Кравченко об эвакуации из Феодосии, в ходе которой корабли выходили в море и становились на якорь в ожидании транспортов из Керчи, где тоже «побывал генерал Врангель» и, более того, «сам лично руководил эвакуацией». Это в очередной раз заставляет поверить в их истинность. Однако бессмысленно искать свидетельства подобного рода в воспоминаниях непосредственных участников эвакуации из Керчи.

Их, как утверждает старший научный сотрудник Керченского историко-культурного заповедника Владимир Санжаровец, попросту не существует ни в устных рассказах, ни в документах вышедших в последний момент из подполья и контролировавших в известных пределах ситуацию в Керчи большевиков, ни в донесениях агентов красной разведки по одной причине: Врангеля в указанное время в городе не было.

Мемуары Главнокомандующего и воспоминания находившегося при его Ставке журналиста А.А. Валентинова если и не расставляют все точки над «и», тем не менее, однозначно позволяют утверждать, что в момент эвакуации в самой Керчи генерал не только не побывал, но и находился от нее на значительном расстоянии. Процесс эвакуации из этого порта контролировался им с борта крейсера «Корнилов», стоявшего с 9 утра 16 ноября на якоре в Феодосийском заливе. Только получив сообщение, что «взяты все до последнего солдата» и выслушав доклад о ее результатах, П.Н. Врангель направился в Константинополь.

Тем не менее, вопрос участия Врангеля в молебне остается открытым. Будучи «Правителем Юга России», он действительно посещал Керчь. В ходе неудавшейся Кубанской десантной операции у Главнокомандующего была в Керчи своя полевая ставка, помещавшаяся в специальном вагоне, где он, приехав в город 10 (23) августа, оставался до 17 числа. На другой день по прибытии в Керчь Врангель побывал в Тамани, «где присутствовал на молебне и говорил со станичным сбором». О том, происходило ли нечто подобное во время его недельного пребывания в городе, можно строить предположения. Но есть ли основания для подобной версии?

Сам генерал никаких подробностей относительно своего нахождения в Керчи не сообщал. В тот момент его гораздо больше волновал ход боевых действий на обоих фронтах, а потому Главнокомандующий отлучался на два дня в Мелитополь. Вернувшись в Керчь утром 19 августа, Врангель тут же в ночь на 20-е уехал в Севастополь. Десант на Кубань «Правитель Юга России» провожал не из Керчи, а из Феодосии 29 июля, откуда уходили главные силы. Объезжал пароходы, «говорил с войсками», проводив корабли, тотчас же выехал в Джанкой. Это подтверждают и другие участники этих событий.

Отряды десантных войск, направлявшиеся в районы Приморско-Ахтарска, Анапы и на Тамань, покидали Керчь с 31 июля по 8 августа, до приезда в город Главнокомандующего. По свидетельству очевидцев: «В Керчи в первые дни десанта настроение было победоносное…». Не исключено поэтому, что в это время в связи с успешным продвижением войск кубанского казака генерала Сергея Георгиевича Улагая в направлении Екатеринодара и мог быть организован молебен на склоне Митридата, в том месте, откуда хорошо виден кубанский берег.

Однако к моменту прибытия в Керчь Врангеля ситуация кардинально изменилась и продолжала ухудшаться, так что поводов для каких-либо торжественных богослужений или светских мероприятий во время его пребывания в Керчи уже просто не было. За несколько месяцев до этого Врангель тоже посещал юго-восточный Крым, но побывал только в Феодосии, куда 21 апреля стали прибывать эвакуированные с Кавказского побережья войска, с которыми он два дня спустя встречался. Однако в его биографии известен все-таки еще один эпизод, связанный с Керчью. Будучи пассажиром парохода «Король Альберт», следовавшего в Ростов-на-Дону и простоявшего несколько часов в местном порту, Петр Николаевич не только видел город с палубы корабля, но, очевидно, даже бродил по его улицам в августе 1918 года.

По словам Владимира Санжаровца, достаточно полные ответы на вопросы, относящиеся к обстоятельствам белого исхода из Керчи, дают давно появившиеся, но ставшие доступными благодаря переизданиям и интернету многочисленные мемуары участников белого движения и обнаруженные в последние годы архивные источники. Неоднократно менявшиеся планы эвакуации Русской Армии каждый раз имели отношение к Керченскому порту, которому в этом процессе поначалу отводилась не самая важная роль. Разработанный в апреле 1920 года на основе секретного приказа Главнокомандующего план предусматривал посадку на суда в Керченском порту пятой части из шестидесяти тысяч эвакуировавшихся в Константинополь.

При увеличении численности эвакуируемых почти до 100 тысяч доля Керчи одновременно уменьшалась до 7 тысяч человек. Причем, она могла быть еще меньшей, если бы при хорошей погоде использовалась пристань в Кыз-Ауле (нынешнее село Яковенково Ленинского района). И в том и другом случаях предусматривалось задействовать плавучую батарею (бывший эскадренный броненосец) «Ростислав», способную взять на борт от 3000 до 4000 человек, а также мелкие суда.

Однако за два дня до падения Перекопа в Керчи стало известно, что на посадку необходимо принять 25 тысяч, что превышало даже разнарядки по Севастополю (20 тыс.), не говоря уже о Феодосии (13 тыс.), Ялте (10 тыс.), а тем более Евпатории (4 тыс.). В самом городе подготовка к эвакуации выдавалась за подготовку к десанту в Одессу, куда могли отправиться около 20 судов. Но уже 28 числа стало понятным, что это уже настоящая эвакуация, и действительность внесла значительные коррективы в прежние планы.

Если верить донесениям красной разведки, через Керченский порт эвакуировалось 19 тысяч военнослужащих и гражданских лиц. В итоге 36-ю плавсредствами было вывезено от 33307 до 38731 человек или даже 39731.

Последняя итоговая цифра сопоставима с данными французской агентуры, оценивавшей ожидавшееся количество беженцев из Керчи примерно в 40 тыс. человек. При общем количестве эвакуированных из Крыма (по свидетельству П.Н. Врангеля — 145693 чел. без учета судовых команд) доля Керчи выглядит более чем заметно. Не все суда смогли добраться до места назначения. Во время шторма погиб (как не парадоксально) миноносец «Живой», на борту которого находилось по разным сведениям от 250 до 380 человек, были брошены в море и затонули катера «Пантикапея» и «Ногайск».

Керченский порт был наиболее уязвим. На противоположном берегу находились части Красной Армии, а в Новороссийске располагалась морская база, имевшая в своем составе не только вооруженные мелкокалиберными орудиями и пулеметами катера, но и две бывшие турецкие канонерские лодки, на палубах которых стояли 100-мм орудия, а также пароход «Шахин». Именно это турецкое судно большевики использовали при попытке высадить 1000 красноармейцев в Керчь в ночь на 10 (23) октября, но разыгравшийся шторм не позволил им этого сделать, поскольку буксир, сопровождавший пароход и предназначенный для перевозки людей на берег, затонул.

Днем позже последовал приказ из Москвы выставить у южного входа в Керченский пролив минное заграждение, но задача оказалась невыполнимой: на базе не оказалось подходящих судов. В итоге красные так и не решились применить имевшиеся военно-морские силы для преследования неприятеля, очевидно, понимая всю бессмысленность подобной затеи.

Существуют разные мнения о том, предпринимались ли в самой Керчи попытки помешать эвакуации. По одним сведениям, когда последний транспорт покидал порт и выходил на рейд, на набережной появился броневик, но огонь по неизвестной причине не был открыт. По другим свидетельствам, французский крейсер «Вальдек Руссо» якобы был обстрелян с берега большевиками и, расчехлив орудия, готов был нанести артиллерийский удар по городу.

Воспоминания бывшего начальника штаба III Конного корпуса А.М. Хмелькова позволяют дать более определенный ответ на этот вопрос. Действительно, войдя в город и увидев отходящие транспорты, красные кавалеристы, пересев на рыбацкие лодки, попытались пулеметным огнем остановить движение судов, потребовав сдаться в плен, но в ответ был открыт огонь из станковых пулеметов, а тяжелые орудия находившегося неподалеку боевого корабля были наведены на преследователей.

«Штурм» пришлось отложить. Хотя было понятным, что корабельной артиллерии противостоять нечем, тем не менее, на мысу южнее города были поставлены две полевые батареи для обстрела остановившихся на рейде пароходов в случае, если они двинутся в сторону Черного моря. «Однако ночью <…> скрытно подошли несколько судов противника с потушенными огнями, — пишет автор, — и помогли им выйти из Керченского пролива…».

И еще одно важное обстоятельство. Оказывается, после того, как красноармейцы попытались помешать эвакуации с помощью ручных пулеметов, в штаб корпуса была доставлена радиограмма командующего французской эскадрой, в которой он «потребовал от начальника советских войск в Керчи не препятствовать свободному выходу с рейда пароходов с беженцами». Именно упомянутый крейсер «Waldeck-Rousseau» являлся флагманским и на нем находился французский командующий адмирал Дюмениль.

Это было второе и последнее, насколько нам известно, послание адмирала военному командованию красных. За три дня до этого, будучи в Севастополе, он уже обращался с подобного рода предложением: дать немедленный приказ войскам, «чтобы они не мешали вооруженной силой проведению погрузки на суда», предупреждая, что, если хотя бы один из французских (и, очевидно, союзных русских) кораблей подвергнется нападению, командующий оставляет за собой право «использовать репрессивные меры и подвергнуть бомбардировке либо Севастополь, либо другой населенный пункт на Черном море».

Таким образом, эвакуация из Керчи проводилась под контролем Главнокомандующего, находившегося не в городе, а далеко в море у берегов Феодосии. Существовавшие с весны 1920 года планы эвакуации пришлось срочно менять, используя в конечном итоге более значительный тоннаж, в результате чего через керченский порт было вывезено от не менее четверти всех эвакуированных из Крыма. Красное командование не в силах было реально помешать уходу кораблей и судов белых, не обладая необходимыми военно-морскими силами и береговой артиллерией, к тому же, будучи предупреждено о неотвратимости мощного ответного удара.

Тамара КУЛЫБЫШЕВА

Источник: http://www.kr-eho.info/index.php?name=N ... &sid=10556

Любопытный пассаж! И слова Александра Герцена, который скончался в 1846(!) году, не дожив до "советской истории". А если уж взглянуть правде в глаза, то нынешние "историки" занимаются тем же самым, что и советские историки - лепят исторические мифы в угоду сиюминутной выгоде, выставляя напоказ одни исторические факты и замалчивая другие, "НЕУДОБНЫЕ". То есть ничего не изменилось со времён Герцена, который писал о самодержавии. Вот только с той лишь разницей, что советские историки делали это более профессионально и вдумчиво. Уже писал, что на "Триумфальной арке" в Париже написано, что Наполеон брал Москву, но ни слова о позорном бегстве из России, что Дантона и Робестпьера во Франции чтят наравне с Наполеоном и французы гордятся своей историей, даже гильотиной гордятся. Вот когда рядом с памятниками Ленину, Фрунзе и Щорсу будут стоять памятники Врангелю и Николаю II, можно будет считать, что в России наступила общественная гармония.

Да, кстати, создание парка статуй правителей России достаточно интересная идея, поддерживаю
И плохого в этом ничего нет.
Давайте выкопаем статую Митридата и разобьем ее - при его правлении было тоже много спорных моментов. Правда тупизм?
Кстати, круто было бы сделать такой парк в Крыму