Форум "В Керчи" https://xn--b1agjg5a5b.xn--p1ai/ |
|
Ходаковские К. Н. и В. Н., отрывок из книги «Русский исход» https://xn--b1agjg5a5b.xn--p1ai/viewtopic.php?f=11&t=2667 |
Страница 1 из 2 |
Автор: | kalashik [ 16 июл 2015, 23:04 ] |
Заголовок сообщения: | Ходаковские К. Н. и В. Н., отрывок из книги «Русский исход» |
Керченский эпизод эвакуации Русской армии из Крыма в 1920 году Вследствие произошедшего на Украине государственного переворота и общественно-политического кризиса полуостров Крым снова вернулся в состав России. Сегодня «Спутник и Погром» вспоминает о городе Керчи, занявшем особое место в русской истории. 240 лет назад он первым из крымских городов (вместе с близлежащей крепостью Еникале) вошёл в состав Российской Империи согласно условиям Кючук-Кайнарджийского мирного договора, заключённого с Османской Империей 21 июля 1774 года по окончанию очередной русско-турецкой войны. Порта утратила контроль над Керченским проливом и протекторат над Крымским ханством, а уже через 9 лет неизбежным следствием этого стало присоединение всего Крыма. Полтора века спустя, с окончанием гражданской войны на юге России, Керчь стала последним городом, где был спущен русский национальный флаг. Отсюда уходили последние корабли Русского исхода, уносившие на чужбину тысячи участников антибольшевистского сопротивления и гражданских лиц. Как показали дальнейшие события, проведённая Петром Николаевичем Врангелем эвакуация спасла изгнанников от неминуемой гибели в горниле Красного террора, который захлестнул Крым с приходом советской власти. В работе братьев Ходаковских подробно описан ход керченского эпизода эвакуации частей Русской армии из Крыма в холодные ноябрьские дни 1920 года. Особое внимание уделено воспоминаниям участников тех трагических событий. Все даты указаны по новому стилю. |
Автор: | kalashik [ 16 июл 2015, 23:47 ] |
Заголовок сообщения: | Ходаковские К. Н. и В. Н., отрывок из книги «Русский исход» |
Начало эвакуации 12 ноября в Керчи началась погрузка раненных, больных, офицерских семей и гражданских учреждений. Вечером этого дня суда, стоявшие у Широкого мола, убрали сходни и несколько отодвинулись от пристаней для препятствия свободному сообщению с берегом. У транспортов выставили караул. ![]() Ещё до наступления утра 13 ноября командующий флотом запросил, готова ли Керчь принять войска и закончена ли погрузка воды и провизии. Одновременно был получен приказ Главнокомандующего, чтобы все суда при входе в пролив Босфор подняли на форстеньгах флаг Франции в знак её покровительства над беженцами, Русской армией и флотом. Первоначально французы настаивали, чтобы входящие в Босфор суда спустили русские флаги, однако адмирал М. А. Кедров ответил, что это недопустимо, так как Андреевский флаг признаётся всеми странами, кроме большевистской России, и у русских кораблей достаточно орудий и снарядов, чтобы силой разрешить непредвиденные инциденты. В этот день в Керчь прибыл командующий 2-й армией Ф. Ф. Абрамов — управление эвакуацией в порту полностью перешло в его руки. Комендантом всех городских пристаней и заведующим посадкой был назначен капитан І ранга Владимир Николаевич Потёмкин. Ему подчинялись коменданты отдельных пристаней, караул и военно-полевой суд, составленный из офицеров канонерской лодки «Грозный» (36). ![]() Генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов Срочно шла перегрузка угля с прибывшего парохода «Дыхтау» на нуждающиеся в топливе корабли и поставка провизии. Военные суда отошли от берега и стали на рейде по диспозиции, чтобы дать транспортам возможность производить погрузку подходивших частей Донского корпуса. На Широком моле принимали людей пароходы «Поти», «Мечта», «Самара» и «Харакс», а у других пристаней — паровые шхуны. Кроме того, баржи и мелкие суда подвозили войска к стоявшему на рейде из-за своей глубокой осадки транспорту «Екатеринодар» (37). 13 же ноября через газеты стал известен изданный двумя днями ранее приказ Правителя Юга России и Главнокомандующего Русской армией Петра Николаевича Врангеля (38) «Русские люди. Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская Армия ведёт неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существует право и правда. В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности. По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией её крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства, с их семьями, и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага. Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для её эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано всё, что в пределах сил человеческих. Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает. Да ниспошлёт Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье». С приказом было опубликовано и предупреждение правительства о будущих лишениях: «Ввиду объявления эвакуации для желающих офицеров, других служащих и их семейств, Правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают приезжающих из пределов России. Недостаток топлива приведёт к большой скученности на пароходах, причём неизбежно длительное пребывание на рейде и в море. Кроме того, совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем. Все заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственной опасности от насилия врага, — остаться в Крыму»(39). После ознакомления во флоте с приказом и сообщением, с некоторых судов ушло небольшое число людей, в том числе из Корпуса корабельных офицеров. Это преимущественно были семейные люди, местные уроженцы или мобилизованные Мелитопольского уезда (40). У входа в Керчь-Еникальский пролив с начала лета 1920 года стоял на якоре линейный корабль «Ростислав», преграждая путь Азовской военной флотилии красных. Ходовые машины не действовали вследствие подрыва англичанами в апреле 1919 года цилиндров высокого давления, но сохранивший артиллерию линкор использовался белым флотом как плавучая батарея. ![]() В ноябре, когда положение на фронте ухудшалось с каждым днём, на «Ростислав» приходили неясные сведения о возможном переводе на другое место, а 13 ноября капитан ІІ ранга М. В. Домбровский собрал офицеров в своей каюте и объявил о предстоящей эвакуации, которая стала полной неожиданностью для всех. Затем это известие было донесено и остальным членам экипажа. Согласно приказу Главнокомандующего, каждому предстояло самостоятельно решить, оставаться или уходить с армией в неизвестность. Но из полторы сотни членов команды «Ростислава» остаться предпочли лишь десяток человек старшего возраста, которые не могли бросить свои семьи на произвол судьбы, но и они с усердием принялись готовить корабль к эвакуации. 14 ноября у «Ростислава» ошвартовался вооружённый ледокол «Джигит», на который в течение всей ночи команда дружно, без перерыва перегружала судовое имущество и скудные продовольственные запасы. По окончании этой работы на «Ростиславе» остались только командир М. В. Домбровский, артиллерийский офицер, инженер-механик, три—четыре офицера и 10–15 специалистов для обслуживания механизмов и дежурных 6- и 10-дюймовых орудий. Остальные члены команды под начальством исполнявшего обязанности старшего офицера князя Владимира Владимировича Шаховского перешли на «Джигит», который ушёл в Керчь днём 15 ноября, а несколько ранее ему на смену подплыла канонерская лодка «Страж». Последней было поручено снять людей с «Ростислава» на заключительном этапе эвакуации. Оставшаяся на линкоре часть команды продолжала нести службу, тщательно наблюдая за горизонтом, но ничего подозрительного не происходило. Однако 15 ноября в 22:30 были замечены белый и красный огни, о чём командир «Стража» немедленно доложил начальнику 2-го отряда. Допуская возможность прихода неприятельских судов из Азовского моря, адмирал приказал срочно разводить пары миноносцам «Дерзкий» и «Беспокойный», чтобы выступить с рассветом для поддержки обездвиженного линкора. Но, как вскоре выяснилось, огни, вероятно, принадлежали только дозорному судну красных, проводившему разведку местоположения «Ростислава». Всё время эвакуации вооружёнными катерами велось патрулирование пролива (41). ![]() 14 ноября связь по проводам с Севастополем, как и ожидалось, была утрачена. Контр-адмирал М. А. Кедров, который во время Крымской эвакуации находился рядом с Главнокомандующим П. Н. Врангелем, распорядился по радио, чтобы М. А. Беренс сообщил ему на крейсер «Генерал Корнилов» о ходе эвакуации в Керчи. Но не получив донесений и не надеясь на надёжность связи просил контр-адмирала Карла Дюмениля послать в Керчь свой миноносец для информирования по радиосвязи о текущем положении (42). (36) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 64, 65; Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Состояніе флота передъ эвакуаціей // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1955. Т. XIII, № 4, с. 55; Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 107. (37) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 64, 65. (38) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 64. (39) Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 661, 662. (40) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 64. (41) Штром А. А. Последние… Линейный корабль «Ростислав» и канонерская лодка «Страж» // Флот в Белой борьбе / сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 314—316; Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 65—67. (42) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV, № 2 и 3, с. 65. http://sputnikipogrom.com/history/22554/russia-exodus/ |
Автор: | kalashik [ 18 июл 2015, 01:06 ] |
Заголовок сообщения: | Ходаковские К. Н. и В. Н., отрывок из книги «Русский исход» |
http://sputnikipogrom.com/history/23025 ... -exodus-2/ ЧАСТЬ ІI. Погрузка войск в Керчи и выход транспортов в море На подходе Донских частей к Керчи 14 ноября по полкам был разослан приказ, в котором указывалось, когда, в каком порядке и на какое судно предстоит грузиться, и предписывалось выслать вперёд квартирьеров (1). В течение 14 ноября суда продолжали по очереди подходить за углём к «Дыхтау». В этот день из Керчи в Константинополь самостоятельно ушло моторное судно «Елизавета Валентина де Дио» с 58 людьми на борту. 15 ноября почти все боевые корабли, кроме ледокола «Всадник», на котором был поднят флаг начальника 2-го отряда, и канонерской лодки «Грозный», отошли от берега и стали на позиции в Камыш-Бурунском створе. Канонерская лодка «Урал» была направлена крейсировать по каналу до входа в Азовское море (2). ![]() На рассвете 15 ноября донцы вступали в Керчь. На окраине города их встречали квартирьеры и батальон офицеров Керченского гарнизона, призванный обеспечить порядок в порту. Казакам указывали дорогу к пристани и сообщали правила погрузки. Во избежание скученности и неудобств в городе, войскам было приказано оставить всех лошадей и обозы при въезде в Керчь. Каждому полку разрешалось взять с собой лишь несколько подвод для казённого имущества, запасов продовольствия и тяжёлых вещей. Характер войны в Северной Таврии требовал быстрого маневрирования, а потому пехота преимущественно перемещалась на подводах. Кроме того, все пулемёты возились на тачанках, число которых могло доходить до сотни на полк. Тысячи лошадей и запряжённых повозок остались за городом. Ехавшие в обозе старики, женщины и дети нестройными кучками толпились у войсковых колонн. Начальник штаба 3-й Донской дивизии генерал-майор Сысой Капитонович Бородин вспоминал: «С восходом солнца 15 ноября 1920 года многие улицы и площади города Керчи заполнились всадниками в чёрных и белых папахах, в защитных английского образца шинелях, с пиками и без них, с шашками и винтовками за плечами. Во вьюках всадников видны были чёрные кожаные и серые полотняные доверху наполненные перемётные сумы, и сверху сум, подпирая заднюю луку, приторочены были одеяла, попоны, мешки с продовольствием, полушубки. Всадники колоннами входили в город, останавливались и слезали с лошадей. Не было среди всадников ни шумного разговора, ни смеха, ни бесшабашной ругани. Каждый посматривал в сторону моря и сосредоточенно думал и ждал приказаний». ![]() С тяжёлым сердцем и слезами на глазах расставались казаки с боевыми конями: одни из чувства вины старались не смотреть в глаза своим лошадям, другие целовали их в морды и, перекрестившись, уходили к пристани. Животные чувствовали, что хозяева их оставляли, пугливо поводили ушами, сиротливо озирались и жалобно всхрапывали. Бойцы шли к месту погрузки пешком, неся оружие и личное имущество, и почти незамедлительно грузились на баржи, развозившие их к транспортам на рейде, или прямо с пристаней — на более мелкие суда. Неизвестно, как пролегал путь через город к Широкому молу и пристаням, но на некоторых участников этих событий Керчь произвела тягостное впечатление: они вспоминали невзрачный и однообразный вид построек, грязные и неровные улицы (3). В порту широко разносилась весёлая бодрая музыка маршей, которую играл военный оркестр. Но на неё никто не обращал внимания, и даже обычных казачьих песен не звучало — люди были сосредоточенны и молчаливы. Погрузка проходила в полном порядке, не было криков и пьяной ругани, как в Новороссийске. Повсюду кем-то были расклеены вырезки из свежего номера местной, уже полубольшевистской, газеты с приказом П. Н. Врангеля и обращением правительства. Казаки шёпотом обсуждали разрешение остаться в Крыму на милость победителей. Но слишком широко были известны ужасы большевистской неволи: «Лучше в море броситься, чем опять к красным попасть», — говорили многочисленные свидетели унижений и жестокостей, совершаемых над пленёнными в Новороссийске казаками. Все предпочли уйти в изгнание, чем остаться в красном отечестве, за малым исключением из бывших пленных красноармейцев, жителей Крыма, санитаров и врачей. Впрочем, никто не думал, что покинет родину навсегда — царила уверенность, что весной начнётся новый поход против большевиков (4). ![]() В 10 часов утра 15 ноября в Керчь прибыло французское посыльное судно «Туль», чтобы забрать подданных Франции и Греции, и после полудня, исполнив свою миссию, ушло в Чёрное море. Весь день продолжалась погрузка, а транспорты, на которых она была окончена, постепенно оттягивались буксирами на рейд. В этот день стало ясно, что войск будет значительно больше запланированных 25 тысяч человек. Вдобавок было получено распоряжение П. Н. Врангеля принять кубанские части, не сумевшие погрузиться в Феодосии и направленные в Керчь. К вечеру погрузка была приостановлена, и суда на ночь отведены в пролив — на них уже находилась 3-я Донская дивизия, интендантство и тыловые учреждения Донского корпуса, керченский гарнизон, гражданские учреждения и беженцы. Вечером М. А. Беренс донёс командующему флотом: «Эвакуация должна закончиться завтра ночью. В таком случае выйду с рассветом 17-го. Нужно около 100 тысяч пудов угля, так как у меня угля в обрез на 500 миль. Уголь всё ещё не погружен, буду догружаться у Кыз-Аула. Миноносцам нужно 200 тонн нефти. Самая острая нужда в воде для войск, так как „Водолей“ неисправен, а мастерские разбежались. Приказал взять запас забортной воды. Имею много мелких судов, требующих буксировки. В последний момент узнал об отступлении на Керчь Кубанских дивизий, для которых нужен тоннаж на 3000» (5). В трудных условиях керченской эвакуации, когда на суда, казалось, удастся попасть не всем, некоторые донцы не преминули припомнить старые обиды уходившим с ними малочисленным группам бойцов бывших добровольческих частей. Марковской дивизии предназначалось грузиться в Севастополе, но накануне эвакуации она оказалась разбросанной по всем участкам фронта, а потому некоторые её части попали и в другие порты. От станции Владиславовки в Керчь пришла пулемётная команда 1-го полка Марковской дивизии, которая несла охрану города вплоть до начала эвакуации, а затем (15 ноября) получила место в угольном трюме парохода «Дыхтау», на котором разместились донские казаки. Последние препятствовали погрузке марковцев, припоминая им новороссийскую эвакуацию, и пришлось даже грозить оружием, чтобы попасть на корабль (6). ![]() В Керчь пришла и 1-я генерала Маркова батарея, которая накануне вела бои с превосходящими силами противника, отступая в Крым в составе Марковской дивизии. Цитата: 2 ноября все части Русской Армии оставили Северную Таврию и с потерями отошли на полуостров, утратив значительное военное имущество. На следующий день три марковских полка покинули Геническ и не без затруднений переправились на Арабатскую стрелку через узкий дощатый мост, который пришлось ремонтировать. Для прикрытия отступления дивизии на стрелке был оставлен отряд в составе 1-й батареи, в командование которой вступил штабс-капитал Павел Николаевич Каменский, полсотни всадников Зюнгарского калмыцкого полка Донского корпуса и взвод конных разведчиков штаба Марковской дивизии. Отряд разместился в урочище Геническая Балка и 4 ноября пулемётным и орудийным огнём отбил разведывательные группы красных. Вечером ушёл конный взвод и прибыл 6-й Донской пластунский полк. Командование отрядом принял генерал-майор Алексей Александрович Курбатов и отвёл его на хорошо оборудованную позицию полустанка Водоснабжение. Правый фланг обеспечивал 2-й отряд Черноморского флота, при поддержке которого 7 ноября были обращены в бегство крупные силы противника. Бой закончился контрнаступлением пластунского полка на урочище Геническая Балка, в результате которого было захвачено около тысячи красноармейцев, вещи и оружие которых сожгли в кострах, а раздетых пленных оставили в ближайших хатах. 12 ноября отряд двинулся к Ак-Монаю, а затем — на оборонительные позиции для прикрытия Керчи: в арьергарде шёл Зюнгарский полк, музыканты-трубачи которого, ранее отбитые у красных под Александровском, разбежались во время перехода (7). В Керчи один из полковников Донского корпуса отказал присланным квартирьерам в погрузке 1-й генерала Маркова батареи, предложив ей направиться в Севастополь, а на возражение, что батарея прикомандирована к Донскому корпусу согласно приказу и погрузить её — вопрос чести, был дан ответ: «В Новороссийске вашему корпусу не было дела до донских казаков, а теперь — нам до вас». Помогло обращение к коменданту пристаней капитану І ранга В. Н. Потёмкину, который вместе с взводом Марковской батареи оборонял Батайск в феврале 1918 года. «Прошу передать господам офицерам и солдатам старшей Добровольческой части, что для неё во всех случаях место найдётся», — сказал он. 15 ноября батарея была погружена на плавучий маяк «Запасный № 5» вместе с командами двух бронепоездов и многими другими чинами с семьями. Лошадей и орудия было приказано оставить, поэтому пушки выкатили на мол к барже, распрягли коней и вывели их за ворота во внутренний двор пристани, сняли сёдла, а с орудий — замки и панорамы, погрузили на судно пулемёты. Трубач объявил сбор, затем орудийная прислуга сбросила все пушки и зарядные ящики с причала в воду. Около 22 часов подошёл миноносец и вытянул маяк на внешний рейд, где он был взят на буксир колёсным пароходом «Веха», который ночью 16 ноября снялся с якоря и вышел из Керченского пролива (8). Капитан 3-й батареи Марковской артиллерийской бригады Александр Михайлович Леонтьев писал: Цитата: «Закончился ещё один героический период Белой борьбы — последний на родной земле… По берегам Днепра, на городских и сельских кладбищах, полях Северной Таврии и Крымских перешейках, у Курман-Кемельчи оставлены сотни могил — немые свидетели доблести и мужества погибших в неравных боях. Многочисленный враг восторжествовал, но духа армии не победил. Громадное большинство чинов строевых частей уходило в неизвестность с единственным багажом — чувством исполненного долга» (9). ![]() Поручик Сергей Людвигович Туржанский эвакуировался из Керчи в составе 2-го Донского конно-артиллерийского дивизиона. Отступление в Крым донских частей началось во второй половине октября и, по его воспоминаниям, проходило в условиях постоянных столкновений с отрядами красных. Цитата: Бой 1-й и 2-й дивизий Донского корпуса с 6-й пехотной дивизией противника, наступавшей на сёла Большая и Малая Белозерки близ Мелитополя, окончился занятием ближайшей деревни Балки, разгромом красных и взятием около двух тысяч пленных. Впрочем, противник выдвинул свежие пешие и конные силы, нависла опасность окружения, поэтому было принято решение отступать в Крым. Очередное сражение произошло в деревне Елизаветовке — наступавшая бригада красных была полностью разбита, причём пленено около тысячи и изрублено порядка трёхсот человек, оказывавших упорное сопротивление. При выходе после ночёвки из немецкой колонии Александерфельд [ныне Верховино] был обращён в бегство вражеский пехотный полк. Затем при селении Сокологорное отброшена красная конная дивизия. Перейдя из Северной Таврии в Крым, конный Донской корпус остановился в деревне Богемке [ныне Лобаново] на четыре дня ввиду перехода красных через Сиваш, который из-за сильных морозов и западного ветра обмелел и местами замёрз. После перехода большевиков по льду и взятия Юшуньских позиций Донскому корпусу было приказано начать отступление на восток, о котором Сергей Людвигович оставил воспоминания: «Идём на погрузку — наш корпус, говорят, в Керчь. Тревожит мысль, будет ли достаточно пароходов. Новороссийск не забудешь. Ночевали в татарской деревушке восточнее Симферополя. Забираем влево, стремясь обойти противника, задерживаемого 3-й дивизией по железной дороге Джанкой — Керчь. На следующий день — снова 50-вёрстный переход. Дорога невозможная, грязь по колено лошади. Получили две пушки из Гвардейской батареи и через два перехода бросили. Измученным лошадям не под силу. В татарской деревне около Карасу-Базара остался больной тифом ветеринарный врач Кржипов. Дальше ехать не было сил. Прошли ограбленный Карасу-Базар, где яблоками кормили лошадей, за неимением сена. Снова ночлег в деревне Байбуга [ныне Ближнее], в 7 вёрстах от Феодосии. Только стали в ауле в 20 вёрстах по дороге на Керчь и стали кормить лошадей и готовить какую-нибудь похлёбку для себя, как приказ идти дальше. Противник недалеко. Три часа простояли в немецкой колонии в 50 вёрстах от Керчи, покормили соломой лошадей — и дальше в Керчь. 14 ноября подошли к Керчи и остановились в деревушке в 3-х вёрстах от города. Здесь в последний раз переночевали на русской земле, а утром погрузились на пароход „Поти“ и 16 ноября отплыли от берегов Крыма в полную неизвестности Европу… Сегодня закончилась наша почти шестимесячная борьба с большевиками в Крыму. Шесть месяцев наша маленькая группа, не желавшая склонить голову перед советами, боролась с противником, во много раз более сильным, и наконец принуждены были сдать Крым, когда враг перебросил против нас свои лучшие силы и массу кавалерии с Будённым и Мироновым. Дорого стоили мы красным, и ушли из Крыма почти все те, кто не хотел сдаваться на милость хама-победителя… Один момент мелькнула мысль остаться. Может быть, удалось бы сохранить жизнь. Но тотчас же пришла в голову картина бродяжничества по голодной России, невозможность вернуться домой, на каждом углу сытый комиссар — и мысль остаться показалась нелепой. Впереди тоже мало радости, но этот путь лучше. Буду до конца тянуть лямку белогвардейца…» (10). ![]() События эвакуации из Керчи ярко описаны в воспоминаниях начальника военно-судной части штаба Донского корпуса полковника Ивана Михайловича Калинина, возвратившегося в советскую Россию в 1922 году и, несмотря на лояльность советской власти, расстрелянного в 1937 году в должности преподавателя Ленинградского автодорожного института. Ещё в Болгарии И. М. Калинин содействовал репатриации казаков на родину, где многих из них ждала смерть, а уже в Москве в условиях идеологической диктатуры опубликовал три книги своих мемуаров. Автор пересмотрел прежние взгляды и старался оправдаться перед большевиками в продолжительной службе русским контрреволюционным силам, а потому в характерной для подобных изданий иронической манере он осуждает Белое движение, выпячивая и преувеличивая негативные факты. Несмотря на очевидную предвзятость, воспоминания отличаются подробностью изложения и интересны с исторической точки зрения. И. М. Калинин, отступавший со штабом Донского корпуса и тыловыми учреждениями, обстоятельно рассказал о переходе к Керчи, куда группа прибыла ночью 15 ноября, а также о посадке на транспорт: «Донскому корпусу для погрузки предназначалась Керчь. Нам, которые только что промаршировали поперёк всего Крыма с востока на запад, снова предстоял такой же путь с запада на восток, и даже более дальний, так как Керчь находится в самом отдалённом, юго-восточном углу Крыма. 12 ноября всё ринулось из Сарабуза страшным потоком. Разумеется, под аккомпанемент пушечной музыки. Мысли притупились. Еле-еле запечатлеваются картины скорбного пути. Погром в Карасубазаре [ныне Белогорск]. Всё как в тумане. Ясно одно: мы мертвецы, гражданская война кончена. — Как бы не пали лошади и как бы застать в Керчи хоть один пароход! — мелькает в голове. — Спешите в Керчь, — сказал утром 12-го ноября генерал Абрамов, проезжая из Симферополя в Джанкой, чтобы оттуда направиться в Керчь поездом. — Если доберётесь в три дня — ваше счастье, иначе сядете на мель. Всякий из нас понимал, что значило „сесть на мель“. …Я со своими двумя подводами отбился от „дежурства“ на второй же день пути. Генерал [Николай Иванович] Тарарин так торопился, что прибыл в Керчь на сутки раньше меня. В Старом Крыму мои лошади выбились из сил. Пришлось добывать новых. — Заморени са кончета… Сега току че от Феодосия са заврыштали (Лошади заморены… Сейчас только что вернулись из Феодосии), — взмолились подводчики-болгары, которых мои писаря словили среди деревни. — Ладно! До утра дам отдых, — согласился я и сам всю ночь сторожил их во дворе. Мои люди отсыпались в хате. Чуть рассвет — снова путь в гуще каких-то неведомых обозов. Снова мелькают горки, деревни и всюду телеграфные столбы. — А ведь эти не спешат! — кричит с задней подводы Маркуша [вестовой казак Марк Пименов]. — Кто? Где? — Вон справа, возле дороги. Взор падает на группу каких-то милых людей, свернувших с пути. Они расставили столы, стулья, пьют чай из самовара. Разнокалиберное общество. Женщины. Мужчины. Точно пикник. Едут с прохладцей. — Что за учреждение? — Комиссия… — Военно-судебная? — Нет! По реализации военной добычи. — Видим, видим! Подводы нагружены всяким добром сверху донизу. — А это тоже военная добыча? — кричит Маркуша, тыча в подводу с мягкой мебелью. — У какого неприятеля отбили? У васильевских молокан или мелитопольских евреев? В Феодосии уже господствовала местная красная власть. В этом порту грузились кубанцы Фостикова, успевшие побыть в Крыму не более двух недель. Когда я проезжал через порт, большие толпы злополучных казаков бродили по берегу, усеянному осколками взорванных снарядов, и со злобой поглядывали на морскую синеву, среди которой чернело несколько пароходов. — Почему вы не погрузились? — Та вин, бисов сын Хвостик, не велел. Нема, бачит, места. Пулемёты выставил. — Что же вы думаете делать? — Та в горы… зелёные примут. Многие из этих несчастных, брошенных своими, брели по берегу, направляясь пешком в Керчь. Один подарил мне хотя и не ценную, но с красивой резьбой на меди кавказскую шашку. — На якой вона мне бис… Я воевать больше не пийду. Навоевался. В Керчи этот подарок у меня украли свои же штабные казаки. Проехав вёрст 30 за Феодосию, мои подводы свернули с тракта на просёлочную дорогу и поехали совсем пустынным берегом. Возницы-болгары так убедительно доказывали своё знакомство со здешними местами, что пришлось согласиться на их предложение пробираться в Керчь кратчайшим путём. Ночью часа четыре отдохнули в татарской лачуге. Хозяин угостил нас сыром и призывал на наши головы благословение Аллаха, когда мы утром, ещё в абсолютной темноте, направились дальше, не причинив ему никакой обиды. — Недобрый знак! — подумал я, поглядев в сторону гор и заметив там несколько беззвучных разрывов шрапнелей. Сердце ёкнуло. Неужели не удастся пробраться в Керчь? Чтобы не навести паники на своих подчинённых, я промолчал о своих зловещих наблюдениях. Лошади насилу волочат ноги. Мы перерезаем напрямик какой-то кряж. В большой деревне Марфовке, населённой болгарами-колонистами, веселье: справляют свадьбу. Звенят бубенцы, разливается песня, даже палят вверх для удовольствия и шума. Цитата: Этим людям труда, сытым и одетым, решительно нет никакого дела до того, что кучка бездомных и голодных вояк в смертной тоске удирает через их селение от страшного врага. Их мало трогает то, что творится у Ак-Моная и в Владиславовке, где я заметил разрывы снарядов, и уж наверно они вовсе не думают о той трагедии, которая разыграется сегодня или завтра в керченском порту. А наивные из нашего стана ещё мнили, что мы кого-то от кого-то спасаем, творим великий жертвенный подвиг… — Какая-то конница… Неужто красные? Вон внизу, по большому трахту, — кричит зоркий Маркуша с задней подводы. Спускаемся мелкой рысцой по прямоезжей дороге на широкий почтовый путь. День яркий, даже тёплый. У колодца нас настигает конница. Но это свои: конвой командира Донского корпуса, во главе с начальником оперативной части полковником Генерального штаба [Петром Алексеевичем] Ситниковым. — Как? Вы ещё не в Керчи? — Отстал от „дежурства“ из-за лошадей. — Гоните! Можете ведь опоздать… Сзади уже никого нет. Мы последние. Всё, что уцелело от крымской армии, так стремительно неслось в порты, что красные много отстали. Подъехав к Керчи, мы увидели два конных донских полка, которые были выставлены для ночной охраны. Погрузка предполагалась только завтра, так как неприятель не наседал. В запруженном подводами городе я насилу добрался до генерала Абрамова, остановившегося со штабом 2-й армии в лучшей гостинице. Но прежде чем я попал к нему, на меня набросился очень изысканно одетый генерал Генерального штаба: — Где у вас погоны на пальто? Почему их нет? Безобразие… Что вы, большевик, что ли? Экая распущенность! — Они были начерчены химическим карандашом, но стёрлись в дороге. Ведь три недели беспрерывного бегства… Генерал долго не мог успокоиться и, если бы командующий армией не подоспел мне на помощь, то готов был отправить меня под арест. …От генерала Абрамова я узнал только то, что „дежурство“ уже погрузилось, что завтра будут грузиться строевые части и что на пароходах будет поднят французский флаг. И больше ничего! Оперативная часть нашего штаба заняла гарнизонное собрание. Котик Д-ий, хозяин собрания, готовил ужин. Он тоже остался верен себе до конца: его подводы ломились от баранов и всякой живности, которую его сподвижники хватали, где могли, не боясь теперь никаких военно-судебных комиссий. …Ночь я проспал в битком набитой зале гарнизонного собрания, уместив ноги на подоконник, а туловище с головой на ломберный стол. Наступило утро, серенькое, неприветливое. Солнце пряталось где-то в толще тяжёлых облаков. Начался парад, последний парад на родной территории. К гарнизонному собранию подошёл конный полк [Г. И.] Чапчикова. Едва на крыльце показалось корпусное начальство, калединовский оркестр грянул марш. И, наконец, — шествие на пристань. Музыка, наигрывая „Мичмана Джонсона“, движется впереди полка, а сзади его — в первую голову несколько бочек с вином. Погрузка началась скандалом. ![]() — Вон тыловую сволочь! — орал командир Платовского полка генерал [Алексей Георгиевич] Рубашкин, назначенный комендантом парохода „Екатеринодар“. Когда же он узнал, что на пароход раньше его полка погрузилась ненавистная ему военно-судебная комиссия, пришёл в неистовство: — В нагайки их… Ставь пулемёт! На пристань полетели с бортов вещи злосчастных служителей Фемиды. Выбравшись с парохода, жрецы врангелевского правосудия не знали, как благодарить Бога за то, что хоть остались целыми. Не лучше обстояло дело и в 3-й Донской дивизии, у генерала [Адриана Константиновича] Гусельщикова. Когда обнаружилось, что казакам не хватает места на пароходе, он приказал выгнать всех бывших красно-армейцев. — Долой с парохода Ваньков. На кой нам чёрт сдались эти гниды! — Ваше превосходительство! Вы же нас в строй поставили… Мы честно служили… Красные не простят нам измены… — Не рразговаривать!.. И подохнете, не жалко!.. — Воевали, так мы нужны были, а спасаете шкуры, так нас побоку. Эх, вы!.. Раньше нас сами подохнете. Каждый своевольничал, как ему нравилось. О планомерной погрузке не могло быть и речи. Время шло, а от беспорядка погрузка замедлялась. От замедления же возникала паника, так как красные в любую минуту могли подойти к городу. Я со своими людьми покорно ждал на пристани, думая, что вот-вот какой-нибудь распорядитель укажет, на какой пароход мне грузиться. Но проходили час, другой, третий. Один из моих писарей успел за это время сбегать в винный погреб, который грабили, и принёс несколько бутылок „Массандры“. Маркуша купил у бабы два хлеба, но не на деньги, а в обмен на несколько аршин ситца, утащенного в Геническе. — А вы ещё бранили тогда меня, что я украл! Сидели бы теперь голодом без ситца, — укоризненно заметил он мне. Старик, по доброте своего сердца, не забыл и подводчиков, отрезав им тоже аршина по три. Болгары раскрыли глаза от изумления и рассыпались в благодарности. — Если ещё раз будете в Крыму, непременно гостите к нам, — лепетали они. Проходит ещё час. На пристани дым коромыслом. Давка увеличивается. Между людскими толпами уныло бродят всеми покинутые лошади, чувствуя близкую гибель от голода и жажды. — В баржу, братва! Её повезут к пароходу, который стоит на рейде. Там пересадят, — проносится среди окружающей нас толпы. Движение последней увлекает и нас. В баржу так в баржу, не всё ли равно? В барже — каша. Дно её покрыто слоем мелкого угля, который местами плавает, так как из пазов выступает вода. Чем больше набивается народу, тем больше покрывает она дно. Вокруг меня — незнакомые лица. Только один свой — инспектор артиллерии нашего корпуса почтенный генерал Александр Иванович Поляков. Изнемогая от усталости, он расстилает бурку на угольный бугор и садится, опустив ноги в воду. Я держусь за его плечи. Наш Ноев ковчег, набитый только одними нечистыми (такими нас сделало бегство), начинает двигаться. Со дна не видно, кто буксирует нас. Мы видим небо и больше ничего. А „протекция“ баржи всё больше и больше даёт себя знать. Скоро можно стоять только на больших кучах угля. Низины превращаются в озера. Казачня, спасаясь от потопа, лезет на борты. ![]() Буксир во время эвакуация из Крыма (предположительно) — Когда же на пароход? Тут утонуть можно. Неслыханная подлость. Наблюдатели сообщают с бортов, что нас становят в хвосте целой цепи таких же барж, из которых первая держится за какой-то пароход. Недолгий ноябрьский день кончается. Не кончаются только наши мучения. Бурка генерала Полякова плавает. Ноги подкашиваются, но сесть нельзя. Без конца длится эта мучительная ночь на воде — и в воде. За деревянной стенкой слышны лёгкие всплески волн. Мы ещё, видно, не выбрались из Керченского пролива. Чуть брезжит рассвет. С бортов несутся нечеловеческие вопли. — Оторвались! Ночью канат развязался… — Ай… ай… пропали… мать честная! Положение безвыходное. Лёгкий утренник гоняет нас по поверхности пролива. Кто схватится на пароходе об участи самой дальней баржи — восьмой по счёту? До того ли? Никому не придёт в голову в хаосе этого великого переселения народов разыскивать среди моря двести человек, которых унесло волнами. — Станичники! — Исступлённо кричит на борту рябой, вихрастый казак. — Да ведь это Таманский берег… Тут большевики… Уж деревья на берегу видать. Ведь смерть приходит! Сначала всё замирает. Последние слова звероподобного оратора ножом режут сердце. А утренник делает своё дело. Баржа, незаметно ковыляясь, всё ближе и ближе подбирается к львиной пасти. Потом нечеловеческий вой оглашает и баржу, и тот кусок молочно-туманного неба, который повис над нею. Адскую мелодию дополняет дребезжанье колокола, в который неистово дубасят на носу. Объятые смертным ужасом, двести человек голосят себе отходную. Над нами носится дыхание смерти. Чёрно-угольная смерть — в грязном озере между бортами, голубая смерть — в грациозных улыбках морской пучины, красная смерть — там на берегу, где подкарауливают нас те самые, от кого мы бежали с берегов Крыма. И вдруг — якорь спасения! С дали, точно с неба, несётся глухой голос: — Слышим, слышим… сейчас пошлём катер. Это говорят в рупор с какого-то судна. Четыре мучительных часа проходит, пока неведомый спаситель от слов переходит к делу. Везут… Чувствуется и в нашем угольном озере, что снаружи дует холодный ветер. Сильная качка — значит, мы уже выбрались из пролива на простор Чёрного моря» (11). ![]() Одной из наиболее трагичных оказалась судьба особого Донского офицерского полка, состоявшего из шести сотен под командованием полковника Семёна Силовича Афанасьева. Большая их часть погибла во время эвакуации. Цитата: При отходе Русской армии из Северной Таврии в Крым четыре сотни этого отряда, нёсшего службу в районе сивашских позиций от Чонгарского моста до села Карпова Балка, были отозваны в Джанкой. Но 12 ноября вместо намеченной отправки в Керчь на гарнизонную службу им было приказано выдвинуться обратно к сивашским позициями ввиду прорыва фронта красными. 1-я сотня под началом войскового старшины Алексея Леонтьевича Филатова отправилась к Карповой Балке и там погибла, а 2-я, 3-я и 4-я сотни шли к Чонгарскому мосту на соединение с 5-й и 6-й сотнями. Примерно на полпути стала очевидна опасность окружения, но попытка связаться с командиром полка, находившимся в Джанкое, не удалась, и продолжилось движение в сторону противника. С наступлением темноты на одном из артиллерийских пунктов в 6—7 километрах от места назначения удалось выяснить, что командир уже отбыл в Керчь и отрядам нужно отступать в том же направлении. Предстояла трудная задача избежать окружения. 5-я и 6-я сотни получили распоряжение присоединиться к ядру отряда, и, как только это произошло, полк на рысях начал отход. Предвидя неблагоприятный ход событий, с самого начала пути рядовые офицеры стремились взять подводы для возможности быстрых манёвров. На рассвете 13 ноября полк находился у Джанкоя, к которому подходила конная лава противника, уйти от которой было бы невозможно, если бы не артиллерийский огонь двух орудий конной группы белых, по счастливой случайности стоявшей в трёх километрах к югу от города. Лава приостановилась, а донцы тем времени пересекли полотно железной дороги и изо всех сил погнали лошадей. Отряд стал напоминать растянувшийся на километры караван, а не воинское формирование: кто-то останавливался по пути, чтобы взять бельё и обмундирование в брошенных вагонах, часть направилась на Феодосию, кто-то отстал в пути из-за переутомления лошадей. Ещё засветло 14 ноября полк не в полном составе прибыл в Керчь и сразу был размещён в больших трюмах стоявшего в порту парохода «Поти» — все могли вздохнуть свободно. Однако уже в полночь было приказано сойти на берег, оставив при вещах по два человека на взвод: особому офицерскому отряду поручено нести охрану города. Есаул 3-й сотни Иван Никандрович Плахов так описал дальнейшие события: «Помощник командующего отрядом полковник Владимир Николаевич Хопёрский собирает командиров сотен и распределяет районы города между сотнями. Сотни выступают, чтобы занять указанные им районы для охраны. Ночь. Холод. Офицеры небольшими группами в 4—5 человек „выбивают дробь“ на углах пустынных улиц, ожидая с нетерпением рассвета. Светает, но распоряжений никаких. Промёрзшие, голодные офицеры начинают волноваться. Самотёком, небольшими группами, офицеры начинают стекаться к пристани. Вскоре подвели старый миноносец „Живой“, стоявший до того в порту из-за порчи машин, нагруженный дровами. Особому офицерскому отряду приказано погрузиться на „Живого“. Отряд погрузился. Было немного тесновато. 3-я сотня расположилась на корме миноносца на дровах, не отдавая себе отчёта в том, что при первой же буре все эти дрова с их пассажирами полетят за борт. В тот момент действительно никто не предвидел той страшной катастрофы, какая поджидала „Живого“ и его пассажиров. Разместившись на „Живом“ кто как мог, все успокоились. Нервность упала, но стал ощущаться голод. Но вот подходит миноносец „Дерзкий“ и пришвартовывается к „Живому“. Подходят к борту матросы, и завязывается разговор. Офицеры просят хлеба. Матросы охотно делятся. К борту подходит полковник Попов, командир 3-й сотни, который устроился на „Дерзком“, где один из офицеров экипажа был ему родственником или станичником. 3-я сотня сразу же обратилась к нему с просьбой устроить пересадку сотни на „Дерзкого“. Полковник Попов, переговорив с капитаном и получив его согласие, передал о том сотне. Сотня перебралась на „Дерзкого“, а с ней и несколько человек из пулемётной команды. „Дерзкий“ был совершенно пуст, и 3-я сотня была его первыми пассажирами». ![]() На «Дерзкий» было погружено ещё триста человек из 3-й Донской дивизии генерала А. К. Гусельщикова. 4-я сотня до выхода в море была перегружена на катер «Херсонес», взявший на буксир угольный эсминец «Живой», на котором остались 2-я, 5-я и 6-я сотни, часть пулемётной команды, штаб особого Донского офицерского полка и эскадрон 17-го гусарского Черниговского полка (12). Цитата: Грозной силой во время гражданской войны были бронепоезда, постоянно участвовавшие в схватках и выполнявшие важнейшие боевые задачи, часто решая исход битвы. Накануне эвакуации бронепоезда Русской армии вели бои в Северной Таврии, затем — защищали подступы к Крыму благодаря проложенной по распоряжению П. Н. Врангеля особой ветки на Юшунь, а в последние дни прикрывали отступление конных и пеших частей. Из Керчи уходили команды всех трёх поездов 3-го бронепоездного дивизиона. ![]() Цитата: С 8 ноября лёгкий бронепоезд «Дмитрий Донской» вместе с «Святым Георгием Победоносцем» вели напряжённые бои в районе Юшуни, нанося большие потери прорывавшемуся в Крым противнику. Во время боя 9 ноября было разбито головное орудие «Дмитрия Донского», а около полудня 11 ноября при сдерживании наступления красных со стороны Карповой Балки бронепоезд был вынужден отойти к узловой станции Джанкой, не имея возможности продолжать бой вследствие сильных повреждений бронеплощадок. «Святой Георгий Победоносец» продолжал отбрасывать красные войска, прикрывая отступление Русской армии на этом участке. Поздно вечером в двух километрах от станции Джанкой произошло случайное столкновение составов этих двух бронепоездов, в результате чего с рельс сошёл вагон резерва и три вагона-мастерских. 12 ноября «Дмитрий Донской» был уже в Симферополе, а на следующий день — в Севастополе. Ночью 11 ноября тяжёлый бронепоезд «Иоанн Калита» прошёл станцию Джанкой и направился к Керчи для прикрытия отхода частей Донского корпуса. Ту же задачу выполнял боевой состав под командованием капитана Делова, состоявший из спешно отремонтированных и вышедших из Феодосии 11 ноября старых бронеплощадок «Дмитрия Донского». Ещё 6 ноября по приказанию начальника бронепоездных дивизионов лёгкий бронепоезд «Волк», находившийся до этого на ремонте в Джанкое, был отправлен на станцию Керчь в распоряжение коменданта крепости. 14 ноября в Керчь прибыл «Иоанн Калита», прикрывавший арьергард Донского корпуса — 2-ю бригаду 3-й дивизии под командованием генерала Александра Петровича Фицхелаурова. В ночь на 15 ноября команда бронепоезда была погружена на плавучий маяк «Запасный № 5», в тот же день в город пришёл «Дмитрий Донской». Взрывать бронепоезда было запрещено, поэтому перед посадкой на суда команды сняли замки с орудий и испортили материальную часть на боевых площадках (13). ![]() В ночь с 15 на 16 ноября в город постоянно приходили новые войска. В 5 часов утра начальник 2-го отряда донёс контр-адмиралу М. А. Кедрову: «Принял 25 000, больше не вмещает тоннаж. Остаются непогруженными около 5000. Нужен срочно транспорт к Кыз-Аулу. Керчь продержится, вероятно, до вечера 16-го ноября». В ответ ему было сообщено, что около 14 часов в Керчь придёт пароход «Россия» и ледокол «Гайдамак» с начальником штаба флота контр-адмиралом Николаем Николаевичем Машуковым. До 11 часов в проливе стоял густой туман, но корабли продолжали грузиться и выходить из залива в Камыш-Бурунский створ, становясь под прикрытие с востока боевых судов, из которых в гавани оставались только «Всадник» с начальником 2-го отряда судов Черноморского флота М. А. Беренсом и «Грозный» с руководящим эвакуацией в Керчи командующим 2-й армией Ф. Ф. Абрамовым. Последние воинские части грузились уже на баржи, катера и эсминец «Зоркий», а затем подвозились к группировке судов на рейде для перегрузки на военные корабли и уже загруженные транспорты. Последние, приняв до отказа людей, снимались с якорей и отправлялись к Тузлинскому плавучему маяку в южной части пролива. К той же стоянке буксировались последние баржи с людьми (14). 16 ноября были погружены подошедшие строевые части Кубанского корпуса, а также 1-я и 2-я Донские конные дивизии, прикрывавшие отход пехоты и штаб Донского корпуса. На кораблях находилось одних только донских казаков около 22 тысяч человек военных и 6515 донцов-беженцев, которым пришлось сильно потесниться, чтобы принять на борт кубанцев (15). Так же как в Севастополе и Феодосии, по распоряжению командования расквартированное в Керчи Корниловское военное училище (до 11 сентября 1920 года — Пехотная имени генерала Л. Г. Корнилова юнкерская школа) несло охрану порядка в местах посадки. Поэтому патрули юнкеров были посажены на корабли только ярким солнечным днём 16 ноября. Во всё время эвакуации в городе сохранялся полный порядок. Но ситуация была чрезвычайной, и в условиях дефицита товаров, еды, а также суеты сборов перед отплытием в неизвестность некоторые деморализованные солдаты приняли участие в грабежах магазинов в ночь на 15 ноября. Однако это были частности, не служащие характеристикой последних дней белого Крыма, наполненных общим спокойствием и молчаливым сочувствием жителей к армии, выполнившей свой долг и стоящей перед новыми испытаниями. Эксцессов против военных не было (16). ![]() Несколько ранее обещанного срока, в 13:15, в город пришли ледокол «Гайдамак» и пустой пароход «Россия». Оба корабля недолго простояли у Широкого мола, забрав всех оставшихся одиночных людей, и снова вышли в пролив. В 14:10 канонерская лодка «Грозный» вышла из порта, генерал Ф. Ф. Абрамов объехал на катере все погруженные пароходы и, отдав распоряжения, приступил к выводу транспортов в Чёрное море к Кыз-Аульскому маяку. В 14:20 последняя гружённая людьми баржа № 56 отчалила от Широкого мола, на котором не оставалось ни одного солдата. Только после этого, в 14:22, вооружённый ледокол «Всадник» под флагом начальника 2-го отряда вышел из Керчи в пролив к ледоколу «Гайдамак» для переговоров с начальником штаба флота Н. Н. Машуковым. После этого «Гайдамак» отправился к Кыз-Аулу для непосредственного доклада Главнокомандующему, телеграфировав в пути: «В Керчи всё идёт в исключительном порядке. Все войска посажены на корабли и вышли в Керченский пролив. Посадка окончена. В городе не осталось ни одного солдата, все раненые увезены. Противника нет. Угля хватает всему отряду. В городе полный порядок. Беренс — на „Всаднике“, а Абрамов — на „Грозном“. К 16 часам выйду к „Корнилову“», а затем последовало второе дополнительное сообщение: «Посадка закончена. Взяты все до последнего солдата. Для доклада Главкому везу генерала Кусонского. Иду на соединение» (17). ![]() В целом, по сообщению штабс-капитана Владимира Михайловича Кравченко, погрузка в Керчи прошла достаточно гладко, лишь одна баржа перевернулась по вине погруженных. Кроме того, когда отчаливало последнее судно, в Керчь уже вступали части Красной армии и на набережную выехал броневик. Однако он не стал открывать огонь, вероятно опасаясь судовой артиллерии находящегося поблизости ледокола «Всадник» и других кораблей на рейде — враги расстались мирно и торжественно (18). Впрочем, по свидетельству начальника штаба 3-го кавалерийского корпуса Красной армии Александра Михайловича Хмелькова, якобы некая передовая группа всадников, войдя в город, погрузилась на рыбацкие лодки и направилась к стоящим на рейде судам, обстреливая их из пулемётов и требуя сдачи; но когда был открыт ответный огонь станковых пулемётов и нацелены в их сторону тяжёлые корабельные орудия, от затеи пришлось отказаться. Судя по тем же воспоминаниям, на мыс южнее Керчи (вероятно, Ак-Бурун) были выведены две полевые батареи с целью воспрепятствовать кораблям на рейде покинуть пролив. При этом автор воспоминаний сообщает: «Однако ночью… скрытно подошли несколько судов противника с потушенными огнями и помогли им выйти из Керченского пролива…» (19) Если это обстоятельство имело место, то, вероятно, речь идёт о транспортных средствах, оторвавшихся от буксиров и не способных двигаться самостоятельно. По крайней мере, по приведённому ранее свидетельству И. М. Калинина, с одной из барж случилось такое происшествие с ночи на утро 17 ноября. После полудня 16 ноября на канонерской лодке «Страж», стоявшей у «Ростислава», была получена радиотелеграмма начальника 2-го отряда контр-адмирала М. А. Беренса: «Давайте, давайте, давайте!», условно означавшую, что эвакуация в Керчи завершена, «Стражу» приказано уходить, «Ростислав» — затопить. Вывести плавучую батарею в условиях эвакуации было невозможно из-за отсутствия свободных буксиров и по причине недостатка времени: летом имеющий глубокую осадку бывший линкор полтора месяца тащили через весь пролив ко входу в Азовское море с постоянными посадками на мель. ![]() С заходом солнца с обычной церемонией были спущены флаг и гюйс, затем открыты кингстоны и с помощью подрывных патронов пробито днище — офицеры и команда перешли на «Страж». Из-за малой глубины корабль погрузился только до уровня адмиральского балкона, поэтому с орудий предварительно были сняты оптические прицелы и у замков вынуты грибовидные стержни. Пожелавшие остаться в России были посажены в шлюпку, на которой они собирались ночью переправиться на таманский берег (20). В 15:30, когда все транспорты ушли от Тузлинского к Кыз-Аульскому маяку и уже был потоплен «Ростислав», с якоря начали сниматься стоявшие в проливе военные корабли и отправляться в Чёрное море, замыкал движение ледокол «Всадник» с М. А. Беренсом на борту, вышедший из пролива в 18:30. К 22 часам вся керченская флотилия собралась у Кыз-Аула (21). Последним заслоном была канонерская лодка «Страж». После потопления «Ростислава» она направилась к проливу и достигла его, когда окончательно стемнело. На крымском и таманском берегах начали загораться костры, возможно служившие какими-то условными знаками. Керчь была погружена в полный мрак. Сложный фарватер тоже не был освещён фонарями, и в это неподходящее время отказала рулевая машина. Тогда командир лодки капитан ІІ ранга Константин Григорьевич Люби, неоднократно проходивший Керчь-Еникальский канал, отправил рулевого к ручному кормовому штурвалу, а сам передавал команды с мостика. Несмотря на значительные сложности и риск сесть на мель, судно благополучно вышло в Чёрное море и ночью подошло к Кыз-Аульскому маяку, где уже находились все плавучие средства, ушедшие и уведённые из Керчи (22). ![]() Об организационных трудностях во время эвакуации командующий флотом М. А. Кедров писал: «Много было затруднений, часто казавшихся непреодолимыми. Поступают донесения: машины не вертятся, якоря не выбираются; заявления, что если будет посажен ещё один человек, то пароход будет сидеть на грунте, отходят от пристаней с полупогруженными трюмами и тому подобное. Никто не подозревает, что, как выяснилось, надо принять не 35 тысяч, а более 100 тысяч и, значит, грузить суда до отказа. Никто не хочет оставаться, несмотря на обращение Главнокомандующего, указывавшего, что мы идём в неизвестность. Приходится посылать всюду морских офицеров с диктаторскими полномочиями, угрозами, револьверами и матерными словами, после чего всё приходит более или менее в порядок: машины вертятся, суда не садятся на грунт и всех желающих эвакуироваться приглашают на борт» (23). Участник керченской эвакуации старший лейтенант Б. В. Карпов вспоминал: «К счастью, как здесь в Керчи, так и во всех портах Крыма, благодаря энергии и распорядительности всех чинов флота, начиная с командующего флотом вице-адмирала Кедрова и его штаба и кончая мичманами-комендантами транспортов, эвакуация прошла в полном порядке, и ни один солдат или гражданин не был оставлен на берегу. Наш отряд до последнего момента прикрывал отход из Керчи, выставил боевые суда в Керченском проливе, будучи готов вступить в бой с неприятелем, если бы он вздумал преследовать транспорты. Но большевики не появились, транспорты снялись с якоря 16 ноября и вышли в море. Последним покинул рейд Керчи начальник 2-го отряда судов Черноморского флота контр-адмирал М. А. Беренс. Цитата: Теперь флот, перегруженный до крайности, порою рискуя перевернуться, увозил на своей спине свою армию и гражданское население и спасал от неминуемой гибели 130 тысяч человек. Это было его последним делом до… верим, твёрдо уповаем… нового его возрождения в великой и национальной России под славным Андреевским флагом» (24). В числе покидавших Керчь белых воинов был поэт Сергей Сергеевич Бехтеев, главными мотивами творчества которого были идеи русской монархии и Белого движения. На борту уходившего в Константинополь парохода «Самара» он написал следующие стихотворения: Прости Гремит гроза! Ликует Тора! Всё ближе, ближе красный смерч. Прощай, прекрасный край Боспора, Прощай, задумчивая Керчь! Дымятся трубы; винт железный Бросает белый хвост назад. Прощай, наперсник шумной бездны, Красавец гордый Митридат. Тебя мы с болью покидаем, Окончив долгий, тщетный бой, И с тихой скорбью оставляем Последний клок земли родной. Синеет даль, клубятся волны, Туман скрывает берега; Сердца и мысли грустью полны, На радость дерзкого врага. В глазах раскинулся широко Простор безбрежного пути, И шепчем мы с тоской глубокой: «Отчизна милая, прости!» Изгнанники На сердце вновь тоска и горе. Замолк вдали последний бой; Вокруг шумит седое море И гонит плещущий прибой. Исполнив честно долг заветный, Плывём мы грустно в край чужой; На мачте вьётся флаг трёхцветный — Последний знак земли родной, Последний символ прежней славы, Величья царственной страны, Эмблема гордая державы, Погибшей в омуте войны… На сердце скорбь, на сердце горе. А вкруг, куда ни кинешь взор, — Одно бушующее море И необъемлемый простор (25). ![]() По всей видимости, из Керчи с Русской армией эвакуировался поэт и литературный критик Юрий Константинович Торопьяно. В 1919 году его родители, Константин Васильевич и Софья Андреевна, были убиты революционерами в своём имении в селе Темеш близ Керчи (ныне не существует), после чего летом того же года он вступил в Добровольческую армию, записавшись под псевдонимом Терапиано. В начале 1920 года был освобождён от воинской службы вследствие ранения и проживал в Крыму. В эмиграции в 1953 году он написал следующие строки, посвящённые Русскому Исходу: Отплывающие корабли, Уносящиеся поезда, Остающиеся вдали. Покидаемые навсегда! Знак прощания — белый платок, Замирающий взмах руки, Шум колёс, последний свисток — Берега уже далеки. Не видать совсем берегов; Отрываясь от них, посмей Полюбить — если сможешь — врагов, Позабыть — если сможешь — друзей. (1) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 9. (2) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 65, 66; Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 413. (3) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 9, 10; Ушаков А. И. Крымская эвакуация. 1920 год [Электронный ресурс]. (4) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 10. (5) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 66; Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 10; Врангель П. Н. Воспоминания: в 2-х частях. 1916—1920. — М.: Центрполиграф, 2006, с. 669. (6) Марковцы в последних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 160, 167. (7) Леонтьев А. М. Марковская артиллерия в осенних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 179, 183, 184; Балыков С. Воспоминания о Зюнгарском полку // Белая гвардия [альманах] / Публикация В. Ж. Цветкова. — М.: Посев, 2005. № 8: Казачество России в Белом движении, с. 52. (8) Марковцы в последних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 167, 168; Леонтьев А. М. Марковская артиллерия в осенних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 184. (9) Леонтьев А. М. Марковская артиллерия в осенних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 184, 185. (10) Туржанский С. Л. Дневник поручика, младшего офицера Семилетовской батареи // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 395—398. (11) Калинин И. М. Под знаменем Врангеля. Заметки бывшего военного прокурора. — Краснодар: Традиция, 2012, с. 282—291. (12) Плахов И. Н. Донской офицерский полк в Крыму // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 420—423; Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 104. (13) Власов А. А. О бронепоездах Добровольческой армии // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 466, 467, 471—474. (14) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 67. (15) Казаки въ Чаталджѣ и на Лемносѣ въ 1920—1921 гг. — Белград, 1924, с. 11, 13. (16) Баумгартенъ В. Ф., Васнецовъ М. В., Ващенко Е. П. и др. Русскіе въ Галлиполи. 1920—1921: Сборникъ статей. — Берлинъ, 1923, с. 12, 13, 15, 200. (17) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 67, 68; Плахов И. Н. Донской офицерский полк в Крыму // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 423. (18) Кравченко В. М. Дроздовцы в последних боях // Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма / Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2003, с. 301, 302; Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 412. (19) Санжаровец В. Ф. О некоторых вопросах, имеющих отношение к эвакуации войск Русской Армии П. Н. Врангеля из Керчи // Материалы I Международной научно-практической конференции «Военно-исторические чтения» 18—19 февраля 2013 г. — Керчь, 2013, с. 176. (20) Штром А. А. Последние… Линейный корабль «Ростислав» и канонерская лодка «Страж» // Флот в Белой борьбе / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 316; Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 68. (21) Гутанъ Н. Р. Краткій очеркъ дѣйствій флота при эвакуаціи Крыма въ ноябрѣ 1920 г. и пребываніе его на чужбинѣ. — Эвакуація Керчи // Морскія Записки. — Нью-Йоркъ, 1956. Т. XIV. № 2 и 3, с. 68. (22) Штром А. А. Последние… Линейный корабль «Ростислав» и канонерская лодка «Страж» // Флот в Белой борьбе / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 316. (23) Кузнецов Н. А. Русский флот на чужбине. — М.: Вече, 2009, с. 101, 102. (24) Карпов Б. В. Краткий очерк действий белого флота в Азовском море в 1920 году // Флот в Белой борьбе / Сост. Волков С. В. — М.: Центрполиграф, 2002, с. 168. (25) Бехтеев С. С. Грядущее. Стихотворения / Счастная Г. — СПб, 2004, с. 259, 260. |
Автор: | kalashik [ 24 июл 2015, 02:04 ] |
Заголовок сообщения: | Ходаковские К. Н. и В. Н., отрывок из книги «Русский исход» |
http://kazak-center.ru/publ/1/prezhnikh ... 22-1-0-917 Прежних лет изучая потемки Как все гладко выглядело в советской истории! Четко, определенно. Если, как говорил Александр Герцен, власть выдвигала кого в герои, то никаких публичных споров и обсуждений по этому поводу не допускалось. Кого определили во враги, то клеймо выжигалось навечно. Случалось, конечно, что положительные персонажи истории в одночасье лишались своих еще вчера казавшихся неоспоримых заслуг, но выглядело это разборками между соратниками. Что же касалось досоветского периода, то с персонажами этой части истории всё было ясно: враги. Дополнили «вражеское племя» и те, кто были идейными врагами советской власти, истово боролись с ней не из желания сохранить свое богатство, имя и положение в обществе, а из верности клятве и преданности Отечеству. Таким идейным противником был барон Петр Николаевич Врангель. События, связанные с его именем в Крыму, тоже прошли идеологическое сито и известны нам преимущественно из школьного учебника истории. Наверное, поэтому странно и удивительно слышать, что в Керчи всерьез рассматривается вопрос об установке памятника Врангелю. Однако это не голословное, ничем не подкрепленное предложение энтузиастов – существуют несколько вариантов будущего памятника, есть группа вдумчивых и грамотных энтузиастов, ратующих за его установку. Новые исследования историков, среди которых — старший научный сотрудник Керченского историко-культурного заповедника Владимир Санжаровец, позволяют посмотреть на события почти столетней давности под другим углом зрения, увидеть в них то, что более соответствует истине, не окрашенной в однотонные цвета советской идеологии заказной истории. Как писал историк Василий Ключевский, «на историю всегда смотреть с двух сторон: со стороны победителя и со стороны побежденного, со своей стороны и со стороны врага, и как разнятся эти два взгляда!» Сейчас нам представилась возможность узнать правду, а не взгляды сторон. Исходу Русской Армии из Крыма и окончанию Гражданской войны на Юге России посвящена обширная научная и мемуарная литература. Однако события этого времени в Керчи, с взятием которой 16 ноября 1920 года был не только «ликвидирован Южный фронт», но и окончена «большая гражданская война» оставляют немало вопросов. Основных несколько. Прежде всего, открытым остается вопрос, находился ли генерал Врангель в городе во время эвакуации, каковыми были ее планы и их реализация: состав задействованных в этом мероприятии судов, общая численность эвакуированных через Керченский порт и, наконец, были ли попытки со стороны красных воспрепятствовать белому исходу? Бытующее с недавних пор в среде керченских казаков и базирующееся на сомнительных по достоверности воспоминаниях мнение, что П.Н. Врангель в последний день эвакуации Керчи был в городе и даже участвовал в устроенном на горе Митридат молебне по случаю ухода в изгнание, казалось, в главном имеет под собой основание.19 ноября 1920 года в беседе с представителями прессы, как документально свидетельствует один из присутствовавших на ней журналистов, прибывший в Константинополь Врангель, рассказывая о произошедшем, сообщает: «После завершения эвакуации в Севастополе я посетил Ялту, Феодосию и Керчь, где наблюдал за погрузкой частей и населения, и уехал из Керчи только после того, когда убедился, что последний солдат был погружен». Аналогичные сведения почерпнуты историками из воспоминаний офицера-дроздовца В.М. Кравченко об эвакуации из Феодосии, в ходе которой корабли выходили в море и становились на якорь в ожидании транспортов из Керчи, где тоже «побывал генерал Врангель» и, более того, «сам лично руководил эвакуацией». Это в очередной раз заставляет поверить в их истинность. Однако бессмысленно искать свидетельства подобного рода в воспоминаниях непосредственных участников эвакуации из Керчи. Их, как утверждает старший научный сотрудник Керченского историко-культурного заповедника Владимир Санжаровец, попросту не существует ни в устных рассказах, ни в документах вышедших в последний момент из подполья и контролировавших в известных пределах ситуацию в Керчи большевиков, ни в донесениях агентов красной разведки по одной причине: Врангеля в указанное время в городе не было. Мемуары Главнокомандующего и воспоминания находившегося при его Ставке журналиста А.А. Валентинова если и не расставляют все точки над «и», тем не менее, однозначно позволяют утверждать, что в момент эвакуации в самой Керчи генерал не только не побывал, но и находился от нее на значительном расстоянии. Процесс эвакуации из этого порта контролировался им с борта крейсера «Корнилов», стоявшего с 9 утра 16 ноября на якоре в Феодосийском заливе. Только получив сообщение, что «взяты все до последнего солдата» и выслушав доклад о ее результатах, П.Н. Врангель направился в Константинополь. Тем не менее, вопрос участия Врангеля в молебне остается открытым. Будучи «Правителем Юга России», он действительно посещал Керчь. В ходе неудавшейся Кубанской десантной операции у Главнокомандующего была в Керчи своя полевая ставка, помещавшаяся в специальном вагоне, где он, приехав в город 10 (23) августа, оставался до 17 числа. На другой день по прибытии в Керчь Врангель побывал в Тамани, «где присутствовал на молебне и говорил со станичным сбором». О том, происходило ли нечто подобное во время его недельного пребывания в городе, можно строить предположения. Но есть ли основания для подобной версии? Сам генерал никаких подробностей относительно своего нахождения в Керчи не сообщал. В тот момент его гораздо больше волновал ход боевых действий на обоих фронтах, а потому Главнокомандующий отлучался на два дня в Мелитополь. Вернувшись в Керчь утром 19 августа, Врангель тут же в ночь на 20-е уехал в Севастополь. Десант на Кубань «Правитель Юга России» провожал не из Керчи, а из Феодосии 29 июля, откуда уходили главные силы. Объезжал пароходы, «говорил с войсками», проводив корабли, тотчас же выехал в Джанкой. Это подтверждают и другие участники этих событий. Отряды десантных войск, направлявшиеся в районы Приморско-Ахтарска, Анапы и на Тамань, покидали Керчь с 31 июля по 8 августа, до приезда в город Главнокомандующего. По свидетельству очевидцев: «В Керчи в первые дни десанта настроение было победоносное…». Не исключено поэтому, что в это время в связи с успешным продвижением войск кубанского казака генерала Сергея Георгиевича Улагая в направлении Екатеринодара и мог быть организован молебен на склоне Митридата, в том месте, откуда хорошо виден кубанский берег. Однако к моменту прибытия в Керчь Врангеля ситуация кардинально изменилась и продолжала ухудшаться, так что поводов для каких-либо торжественных богослужений или светских мероприятий во время его пребывания в Керчи уже просто не было. За несколько месяцев до этого Врангель тоже посещал юго-восточный Крым, но побывал только в Феодосии, куда 21 апреля стали прибывать эвакуированные с Кавказского побережья войска, с которыми он два дня спустя встречался. Однако в его биографии известен все-таки еще один эпизод, связанный с Керчью. Будучи пассажиром парохода «Король Альберт», следовавшего в Ростов-на-Дону и простоявшего несколько часов в местном порту, Петр Николаевич не только видел город с палубы корабля, но, очевидно, даже бродил по его улицам в августе 1918 года. По словам Владимира Санжаровца, достаточно полные ответы на вопросы, относящиеся к обстоятельствам белого исхода из Керчи, дают давно появившиеся, но ставшие доступными благодаря переизданиям и интернету многочисленные мемуары участников белого движения и обнаруженные в последние годы архивные источники. Неоднократно менявшиеся планы эвакуации Русской Армии каждый раз имели отношение к Керченскому порту, которому в этом процессе поначалу отводилась не самая важная роль. Разработанный в апреле 1920 года на основе секретного приказа Главнокомандующего план предусматривал посадку на суда в Керченском порту пятой части из шестидесяти тысяч эвакуировавшихся в Константинополь. При увеличении численности эвакуируемых почти до 100 тысяч доля Керчи одновременно уменьшалась до 7 тысяч человек. Причем, она могла быть еще меньшей, если бы при хорошей погоде использовалась пристань в Кыз-Ауле (нынешнее село Яковенково Ленинского района). И в том и другом случаях предусматривалось задействовать плавучую батарею (бывший эскадренный броненосец) «Ростислав», способную взять на борт от 3000 до 4000 человек, а также мелкие суда. Однако за два дня до падения Перекопа в Керчи стало известно, что на посадку необходимо принять 25 тысяч, что превышало даже разнарядки по Севастополю (20 тыс.), не говоря уже о Феодосии (13 тыс.), Ялте (10 тыс.), а тем более Евпатории (4 тыс.). В самом городе подготовка к эвакуации выдавалась за подготовку к десанту в Одессу, куда могли отправиться около 20 судов. Но уже 28 числа стало понятным, что это уже настоящая эвакуация, и действительность внесла значительные коррективы в прежние планы. Если верить донесениям красной разведки, через Керченский порт эвакуировалось 19 тысяч военнослужащих и гражданских лиц. В итоге 36-ю плавсредствами было вывезено от 33307 до 38731 человек или даже 39731. Последняя итоговая цифра сопоставима с данными французской агентуры, оценивавшей ожидавшееся количество беженцев из Керчи примерно в 40 тыс. человек. При общем количестве эвакуированных из Крыма (по свидетельству П.Н. Врангеля — 145693 чел. без учета судовых команд) доля Керчи выглядит более чем заметно. Не все суда смогли добраться до места назначения. Во время шторма погиб (как не парадоксально) миноносец «Живой», на борту которого находилось по разным сведениям от 250 до 380 человек, были брошены в море и затонули катера «Пантикапея» и «Ногайск». Керченский порт был наиболее уязвим. На противоположном берегу находились части Красной Армии, а в Новороссийске располагалась морская база, имевшая в своем составе не только вооруженные мелкокалиберными орудиями и пулеметами катера, но и две бывшие турецкие канонерские лодки, на палубах которых стояли 100-мм орудия, а также пароход «Шахин». Именно это турецкое судно большевики использовали при попытке высадить 1000 красноармейцев в Керчь в ночь на 10 (23) октября, но разыгравшийся шторм не позволил им этого сделать, поскольку буксир, сопровождавший пароход и предназначенный для перевозки людей на берег, затонул. Днем позже последовал приказ из Москвы выставить у южного входа в Керченский пролив минное заграждение, но задача оказалась невыполнимой: на базе не оказалось подходящих судов. В итоге красные так и не решились применить имевшиеся военно-морские силы для преследования неприятеля, очевидно, понимая всю бессмысленность подобной затеи. Существуют разные мнения о том, предпринимались ли в самой Керчи попытки помешать эвакуации. По одним сведениям, когда последний транспорт покидал порт и выходил на рейд, на набережной появился броневик, но огонь по неизвестной причине не был открыт. По другим свидетельствам, французский крейсер «Вальдек Руссо» якобы был обстрелян с берега большевиками и, расчехлив орудия, готов был нанести артиллерийский удар по городу. Воспоминания бывшего начальника штаба III Конного корпуса А.М. Хмелькова позволяют дать более определенный ответ на этот вопрос. Действительно, войдя в город и увидев отходящие транспорты, красные кавалеристы, пересев на рыбацкие лодки, попытались пулеметным огнем остановить движение судов, потребовав сдаться в плен, но в ответ был открыт огонь из станковых пулеметов, а тяжелые орудия находившегося неподалеку боевого корабля были наведены на преследователей. «Штурм» пришлось отложить. Хотя было понятным, что корабельной артиллерии противостоять нечем, тем не менее, на мысу южнее города были поставлены две полевые батареи для обстрела остановившихся на рейде пароходов в случае, если они двинутся в сторону Черного моря. «Однако ночью <…> скрытно подошли несколько судов противника с потушенными огнями, — пишет автор, — и помогли им выйти из Керченского пролива…». И еще одно важное обстоятельство. Оказывается, после того, как красноармейцы попытались помешать эвакуации с помощью ручных пулеметов, в штаб корпуса была доставлена радиограмма командующего французской эскадрой, в которой он «потребовал от начальника советских войск в Керчи не препятствовать свободному выходу с рейда пароходов с беженцами». Именно упомянутый крейсер «Waldeck-Rousseau» являлся флагманским и на нем находился французский командующий адмирал Дюмениль. Это было второе и последнее, насколько нам известно, послание адмирала военному командованию красных. За три дня до этого, будучи в Севастополе, он уже обращался с подобного рода предложением: дать немедленный приказ войскам, «чтобы они не мешали вооруженной силой проведению погрузки на суда», предупреждая, что, если хотя бы один из французских (и, очевидно, союзных русских) кораблей подвергнется нападению, командующий оставляет за собой право «использовать репрессивные меры и подвергнуть бомбардировке либо Севастополь, либо другой населенный пункт на Черном море». Таким образом, эвакуация из Керчи проводилась под контролем Главнокомандующего, находившегося не в городе, а далеко в море у берегов Феодосии. Существовавшие с весны 1920 года планы эвакуации пришлось срочно менять, используя в конечном итоге более значительный тоннаж, в результате чего через керченский порт было вывезено от не менее четверти всех эвакуированных из Крыма. Красное командование не в силах было реально помешать уходу кораблей и судов белых, не обладая необходимыми военно-морскими силами и береговой артиллерией, к тому же, будучи предупреждено о неотвратимости мощного ответного удара. Тамара КУЛЫБЫШЕВА Источник: http://www.kr-eho.info/index.php?name=N ... &sid=10556 |
Автор: | putnik [ 24 июл 2015, 16:08 ] |
Заголовок сообщения: | Ходаковские К. Н. и В. Н., отрывок из книги «Русский исход» |
Цитата: Как все гладко выглядело в советской истории! Четко, определенно. Если, как говорил Александр Герцен, власть выдвигала кого в герои, то никаких публичных споров и обсуждений по этому поводу не допускалось. Кого определили во враги, то клеймо выжигалось навечно. Случалось, конечно, что положительные персонажи истории в одночасье лишались своих еще вчера казавшихся неоспоримых заслуг, но выглядело это разборками между соратниками. Что же касалось досоветского периода, то с персонажами этой части истории всё было ясно: враги. Любопытный пассаж! И слова Александра Герцена, который скончался в 1846(!) году, не дожив до "советской истории". А если уж взглянуть правде в глаза, то нынешние "историки" занимаются тем же самым, что и советские историки - лепят исторические мифы в угоду сиюминутной выгоде, выставляя напоказ одни исторические факты и замалчивая другие, "НЕУДОБНЫЕ". То есть ничего не изменилось со времён Герцена, который писал о самодержавии. Вот только с той лишь разницей, что советские историки делали это более профессионально и вдумчиво. Уже писал, что на "Триумфальной арке" в Париже написано, что Наполеон брал Москву, но ни слова о позорном бегстве из России, что Дантона и Робестпьера во Франции чтят наравне с Наполеоном и французы гордятся своей историей, даже гильотиной гордятся. Вот когда рядом с памятниками Ленину, Фрунзе и Щорсу будут стоять памятники Врангелю и Николаю II, можно будет считать, что в России наступила общественная гармония. |
Автор: | kalashik [ 24 июл 2015, 16:28 ] |
Заголовок сообщения: | Ходаковские К. Н. и В. Н., отрывок из книги «Русский исход» |
putnik писал(а): Любопытный пассаж! И слова Александра Герцена, который скончался в 1846(!) году, не дожив до "советской истории". А если уж взглянуть правде в глаза, то нынешние "историки" занимаются тем же самым, что и советские историки - лепят исторические мифы в угоду сиюминутной выгоде, выставляя напоказ одни исторические факты и замалчивая другие, "НЕУДОБНЫЕ". То есть ничего не изменилось со времён Герцена, который писал о самодержавии. Вот только с той лишь разницей, что советские историки делали это более профессионально и вдумчиво. Уже писал, что на "Триумфальной арке" в Париже написано, что Наполеон брал Москву, но ни слова о позорном бегстве из России, что Дантона и Робестпьера во Франции чтят наравне с Наполеоном и французы гордятся своей историей, даже гильотиной гордятся. Вот когда рядом с памятниками Ленину, Фрунзе и Щорсу будут стоять памятники Врангелю и Николаю II, можно будет считать, что в России наступила общественная гармония. Да, кстати, создание парка статуй правителей России достаточно интересная идея, поддерживаю И плохого в этом ничего нет. Давайте выкопаем статую Митридата и разобьем ее - при его правлении было тоже много спорных моментов. Правда тупизм? Кстати, круто было бы сделать такой парк в Крыму |
Страница 1 из 2 | Часовой пояс: UTC + 3 часа |
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group http://www.phpbb.com/ |