Июнь - август
Оккупанты вынуждены были держать свои резервные войска у Центральных каменоломен. Одним из таких районов стали и Малые каменоломни.
А условия жизни обитателей катакомб с каждым днем все более усложнялись.
Вспоминает начпрод Подземного гарнизона Центральных каменоломен Андрей Пирогов:
"Вода стала решающим фактором жизни и смерти нашего гарнизона. Добыть ее нужно было внутри катакомб.
Катакомбы - это сплошной каменный мешок. Куда ни долби - всюду каменная порода. Пока саперы бились в поисках воды, люди изнывали от жажды. В борьбе за жизнь проявляли буквально чудеса изобретательности. Где-то в прожилках камня неустанные искатели воды нащупали слезившуюся влагу, на каком-то участке нависшего потолка заметили капли - собирали их в кружки, котелки. К выступу камня, где слезилась влага, закрепляли палочку, и по ней капля за каплей начала стекать вода. За два часа - стакан, а то и кружка, за день - целый котелок. Его бережно относили в госпиталь и там по чайной ложке раздавали больным и раненым.
Вскоре такой сбор воды принял организованные формы. Была выделена водосборная команда..."
Однако такие методы сбора воды все же не решали питьевой проблемы гарнизона. И тут находчивость проявили саперы. Они решили прорыть ход к колодцу, который сверху был забросан, но в котором внизу все-таки была вода. Работы велись долго, слежавшийся грунт с трудом поддавался самодельным орудиям. Истощенные люди изнемогали от усталости, порой теряли сознание. Один боец задохнулся в узкой штольне, и его так и не смогли отходить. Аджимушкайцы - и военные, и гражданские, среди которых по-прежнему оставалось немало женщин и детей,- жили надеждой на успех саперов.
Настойчивость и вера людей в конце концов победили. Саперы пробились к колодцу, и воентехник Г. Ф. Трубилин зачерпнул ведро холодной, чистой воды. Этот день - 3 июня - стал настоящим праздником под землей. В гарнизоне появилась возможность готовить горячую пищу и выдавать ежедневно по целой кружке воды на человека.
Но как ни была важна борьба за жизнь в условиях подземелья, войска, укрывшиеся в Аджимушкайских катакомбах, всеми средствами старались выполнять свою главную задачу: наносить урон врагу. Вылазки аджимушкайцев в расположение гитлеровских войск следовали одна за другой.
Рассказывает Андрей Иоанникиевич Пирогов:
"В ночь на 17 июня полковник Ягунов приказал провести разведку боем. От каждого из трех батальонов выделялось по одному взводу, которым ставилась задача провести разведку в северном направлении, на Юргаков Кут, и в юго-восточном, на Капканы...
На командный пункт по приказу Ягунова были вызваны старшие командиры из управления полка, командиры батальонов и командиры разведгрупп с замполитами.
- Главная ваша задача,- сказал Ягунов,- выявить на заданных направлениях силы противника и цель передвижения его подразделений. Взять "языка". Порядок действия при выходе и возвращении всем понятен?
Командиры разведгрупп ответили утвердительно.
- В батальонах,- продолжал Ягунов, повернувшись к комбатам,- иметь не меньше роты для поддержки и прикрытия. Как с оружием, боеприпасами? - спросил он снова разведчиков.
- Все по установленной норме,- ответили те.
К разведчикам подошел комиссар Парахин и обратился к замполиту одной из групп - Балакину:
- Чем действовать будешь ты, политрук?
- Оружием, товарищ комиссар, и словом.
...Раньше всех донеслись звуки боя с юго-востока, от Капкан. Сперва там раздалось несколько винтовочных выстрелов, затем короткие пулеметные и автоматные очереди. Участок местности осветился ракетами, ружейная перестрелка дополнилась разрывами гранат и мин. Стало понятно, что группа завязала неравный бой. По приказу Ягунова на помощь ей майор Панов вывел сперва одну, а затем вторую роту своего батальона. Достигнув места боя, роты дружно атаковали фашистов и, продолжая наступать, оттеснили противника от поселка Колонка и Карантинной слободки. Бойцы действовали энергично и слаженно.
Вводить в бой остальные силы полка было слишком рискованно, и Ягунов дал приказ вернуться в катакомбы.
Отходили с боем. Подошедшая немецкая часть начала контратаку. Ее отбили. Противник попытался отрезать пути отхода нашим бойцам. Не удалось. Тогда, преследуя отходящих, вражеские солдаты попытались ворваться на территорию каменоломен. Выдвинув на возвышенности станковые пулеметы, бойцы охранения встретили наседавших гитлеровцев градом свинца, и те, неся значительные потери, вынуждены были откатиться...
С нашей стороны также были немалые потери. Из разведгруппы, завязавшей бой, возвратилось только несколько человек. Ни командира группы, ни замполита в их числе не оказалось. Они остались на поле боя. И политрук И. А. Балакин так и не смог доложить Парахину о том, как выполнил его наказ, как поднял своих бойцов в контратаку и как упал, отброшенный разорвавшейся рядом миной...
Вернулись две группы, действовавшие на севере. Маневрируя в складках местности, бойцам удалось пройти значительный участок прибрежной зоны и выявить систему вражеского охранения побережья. В Глазовке разведчики совершили внезапный налет на расположение немецкого моторизованного подразделения, они забросали гранатами стоянку автомашин и мотоциклов, а затем обрушили огонь из ручного пулемета и автоматов на метавшихся в панике вражеских солдат. Как и было приказано, взяли "языка".
Эта разведка боем позволила добыть ценные данные о расположении частей противника..."
По-особому готовилось командование Подземного гарнизона отметить годовщину нападения фашистской Германии на Советский Союз.
Накануне в одном из больших отсеков собрались все, кто мог прийти, даже больные и раненые. Начальник политотдела батальонный комиссар Ф. И. Храмов выступил с обзором военных событий. Затем под сводами подземелья мощно зазвучали суровые слова песни:
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
Священная война...
В операции, приуроченной к годовщине начала Великой Отечественной войны, участвовало около трех тысяч аджимушкайцев. Боевые группы возглавили Ягунов, Парахин, Верушкин, Бурмин и другие командиры. Нападение на заранее разведанные позиции и огневые точки противника они совершили внезапно. Задача - истребить как можно больше гитлеровцев, взять трофеи, еще раз напомнить врагу, что не он здесь хозяин, а если и сумел захватить территорию, то не покорил советских людей...
Очевидцы вспоминают, что весь день и всю следующую ночь в районе Аджимушкая и Царского кургана шли ожесточенные бои. В сторону Керчи то и дело отправлялись автомашины, заполненные убитыми и ранеными вражескими солдатами, офицерами. Почти двое суток враг не мог приблизиться к каменоломням, к поселку Аджимушкай.
Над территорией, с которой были изгнаны фашисты, развевались красные флаги.
Батальон старшего лейтенанта Михаила Георгиевича Поважного, впоследствии преобразованный в полк, составил основу Подземного гарнизона Малых каменоломен, в который влились остатки некоторых подразделений, не успевших эвакуироваться на Тамань. Объединившись в подземелье в боеспособную часть, которая вскоре насчитывала до трех тысяч бойцов, гарнизон создал свой штаб, партийную организацию. Начальником гарнизона стал подполковник С. А. Ермаков. Старший лейтенант М. Г. Поважный принял на себя командование полком.
В том, что гарнизон в Малых каменоломнях живет и борется, враг признавался сам. В секретном фашистском документе "О советских очагах сопротивления в каменоломнях Аджимушкая (Крым)" говорится: "В Малых катакомбах ответственный командир Поважный уже в мае - июне регулярно посылал по ночам на прорыв большие группы своих людей..."
Очень мало свидетелей осталось, которые могли бы поведать в подробностях о действиях этого Подземного гарнизона: когда 30- 31 октября гитлеровцы прочесали катакомбы, то им в руки попало всего лишь шесть изнуренных людей - бойцов гарнизона. Одним из них был старший лейтенант Поважный. Но не только из его уст современники узнали о героической судьбе защитников Малых каменоломен. До нас дошел исключительной силы человеческий документ - дневник старшего лейтенанта А. И. Клабукова, найденный в конце 1943 года связистами 166-го полка 55-й гвардейской стрелковой дивизии.
Предоставим же слово им - очевидцам и участникам, погибшим и живущим среди нас. Из дневника А. И. Клабукова: "23 июня 1942 года.
Еще не спал. Иду перед рассветом проверить работу наблюдателей. Воздух значительно чище, чем днем. В дальнейшем решил окончательно - ночью работать, а днем укутываться в шинель с головой и спать, дышать из-под шинели: воздух очищается.
Наш госпиталь меня заинтересовал. Врачи проделали в этих условиях большую работу. Особенно отличается по-большевистски политрук товарищ Трубарев, то есть комиссар госпиталя... С 13 июня по сей день смертности пока нет. Всего раненых было с 13 мая 361 человек, выписаны 242 человека.
Воду до Трубарева давали раненым пить в сутки одну ложку. Вареная пища до 29 мая отсутствовала. С 29 мая получают раз в сутки горячую пищу, воды - по полторы столовые ложки. Вместо хлеба из муки, что отпускается на человека по 25 граммов, делают оладьи. Обслуживающего персонала было раньше 34 человека, сейчас 11. Перевязочного материала и медикаментов совершенно нет, рвем рубахи и кальсоны...
Трубарев все же командованием и правительством должен быть отмечен, молодец он, истинный большевик. Вот где люди проверяются.
23 июня 1942 года.
...Нашел в катакомбе в кармане брошенной шинели четыре сухаря, наверное, граммов 200-250. Ведь это еда добавочная на восемь дней, даже сделаю на десять. Зацвели сухари, отсырели, потому храню и сушу за пазухой... Когда высохнут, вес, конечно, на 15-20 граммов убавится да плесени граммов 3-5 снимется. Жаль терять вес, но жадничать не собираюсь, поделюсь с Гуземой. Да, его ноги и глаза не дают ему возможности подняться, а ведь совсем недавно молодой был, цветущий парень. Как мне его жаль, его молодость.
8.30. Техник Горбачев прочитал утреннюю информсводку. На Севастопольском направлении идут упорные бои...
Целый день провел у щелей выходов. Проверил посты наблюдателей, у бойцов винтовки чистые (относительно условиям: нет масла).
Вылез наверх, посмотрел на село Аджимушкай. Все разбито, наша каменоломня сверху вся изуродована... На воздухе пробыл минут 20, ясная погода, жара 30-35 градусов. Когда влез в катакомбу, стало мрачно, душно, голова закружилась, почувствовал слабость и через час такой аппетит, но есть нечего... Обед на 11 человек: вермишели 200 граммов, муки (сделали затирку) 200 граммов, комбижира 55 граммов...
24 июня 1942 года.
1.30. Продолжалась стрельба. Или артподготовка, или бьют по обнаруженным точкам?
Мне замесил товарищ Коротков, наш хозяйственник, десять граммов сахару, десять граммов киселя (авиаклей) и воды граммов 15. Получилась масса горько-сладкая, как патока, съел на сон грядущий. Приятно и сытно.
С 8 по 11.30 гитлеровцы били из минометов по щелям проходов. Что это значит? Или у них переброска войск... или наши подготавливают десант и фашисты боятся, чтобы мы не напали на них? А это так и будет. Настанет час! За наши мученья и издевательства фашисты поплатятся в два раза больше.
С 18.30 до 22.00 было пасмурно, моросил дождичек, но очень мало. На ночь обратно навертывается дождь, хоть бы лил ливень. Как нам нужна вода, особенно раненым! Как они, бедняги, мучаются! Мы имеем воды теперь на человека в сутки литр. Если бы побольше крупы и муки - хотя бы муки граммов 80 и крупы граммов 50, а комбижира граммов 10 на человека - могли бы иметь пышку или блин и вообще подкрепились бы.
26 июня 1942 года.Вчера весь вечер читал вслух Пушкина. Еще читали бы, да в горле пересохло, а вода ограничена. Сегодня в два часа ночи лег спать, но спать долго не мог. Мысли обгоняли одна другую. Сидеть долго нам здесь нельзя: нет продуктов. Что ж, идти на верную смерть, хотя и с боем. Это тоже не даст положительного результата стране.
Днем отдыхал, хотел заснуть, но не мог. Вспомнил жену. Задумался, что делает сын. В памяти возникла фабрика, товарищи. Много о работе с Манукаловым говорили, я ему обрисовал весь технологический процесс. А все же хочется жить, работать, и так работать, день и ночь! Восстановить фабрику и дать ей полный размах во всей ее красе. Сбудется ли это желание? Несомненно сбудется!.."
Павел Максимович Ягунов, несмотря на все ужесточавшуюся вражескую блокаду, недостаток продовольствия и воды, тяжелейшие условия жизни в каменоломнях и, главное, несмотря на неизвестность, как долго еще придется быть под землей,- полковник Ягунов был всегда одинаково подтянут, гладко выбрит. Его команды и распоряжения дисциплинировали людей, укрепляли веру в победу.
Понимая, что на скорую выручку полагаться не приходится, Ягунов со своим штабом продолжал активно осуществлять тактику каждодневных вылазок в расположение противника, всеми средствами наносить ему урон в живой силе и технике. В течение июня и июля не было дня, чтобы аджимушкайцы не предпринимали атак на расквартированные в поселке части, на посты и огневые точки фашистов.
На той стороне Керченского пролива еще и еще раз фиксировали крупные бои в районе Аджимушкайских каменоломен. Наблюдатели докладывали командованию:
"Наблюдением с катеров 27 и 28 июня отмечалась стрельба и взрывы в районе Аджимушкайских каменоломен".
"30.6.42. В районе Баксы ружейно-пулеметная стрельба и глухие взрывы".
...Ночью 5 июля на коротком совещании руководящего состава Центральных каменоломен было принято решение о проведении очередной боевой операции. Так Подземный гарнизон решил ответить на предложение фашистских военных властей покинуть каменоломни.
Выступая перед командирами, полковник Ягунов сказал:
- Обстановка на фронте очень трудная. Вы знаете, что наши войска оставили Севастополь по приказу Главнокомандования Красной Армии. Свою задачу защитники города русской славы выполнили. Они долгое время сковывали большие силы фашистов, уничтожили много техники и живой силы врага. Это их вклад в победу, которая, в том нет сомнений, придет.
Ягунов сделал короткую паузу, затем продолжил:
- Наш Подземный гарнизон здесь, под Керчью, тоже громит фашистов. Это мы делали и будем делать впредь, пока живы, пока наши руки могут держать оружие. Мы должны показать врагу, что падение Севастополя не сломило наш дух.
На совещании был объявлен приказ, которым предписывалось нескольким боевым группам занять поселок Аджимушкай, разгромив расквартированные там части противника, и оседлать дорогу на Керчь во избежание подхода свежих сил врага, а также захватить продовольственный склад и перебросить захваченное имущество в катакомбы. Рассказывает Николай Арсеньевич Ефремов, участник обороны Центральных Аджимушкайских каменоломен:
"Неслышно мы подобрались к дому, где находился штаб. Часового у входа, как мне помнится, снял сам Бурмин. Следуя за ним, я услышал только глухой короткий всхлип. Бурмин говорил по-немецки, и мне показалось, что он даже перебросился несколькими фразами с часовым, прежде чем к нему приблизиться. Когда сраженный немецкий солдат грузно осел, Бурмин шепотом произнес: - За мной!
Держа оружие на изготовку, я и еще один из бойцов тихо вошли в дом. У дверей, уткнувшись лицом в локти, храпел немец-связист, а в глубине комнаты в большом кожаном кресле, развалясь, лежал офицер. Бурмин направился к нему. Тот проснулся, схватился было за пистолет...
Через несколько минут в захваченный нами штаб прибыл полковник Ягунов. Взглянув в лицо и на знаки различия немецкого офицера, он сказал:
- Ого, да вы никак на майора, самого начальника гарнизона, напали!
- Точно,- обрадовано ответил Бурмин, быстро просматривая извлеченные из кармана офицера документы.- Он сам.
Из бывшего немецкого штаба полковник Ягунов продолжал руководить ночным боем, который длился почти до утра.
Майор Панов доложил, что гарнизон противника почти полностью уничтожен, только небольшая часть солдат разбежалась в темноте. Взяты трофеи: пулеметы, винтовки, гранаты. Тяжелое вооружение врага - минометы и несколько автомашин - повреждены.
Доложили также о том, что захвачен продсклад и бойцы начали на плечах перетаскивать мешки и ящики в катакомбы.
Ягунов передал приказание поторапливаться с продовольствием.
Прибыли Бармет и Бочаров, доложили, что обнаружен склад авиабомб.
- Как только своих людей отведем,- приказал им Ягунов,- этот склад взорвать во что бы то ни стало.
На рассвете со стороны Керчи послышались звуки боя. Ягунов передал приказание Белову отвести своих бойцов и всем отходить в катакомбы.
- А это,- показал он на разбросанные на столе штабные бумаги,- забрать с собой, там разберемся.
Когда мы были уже под землей, на поверхности раздались взрывы. Это Бармет и Бочаров подорвали склад авиабомб, которые немцы использовали для разрушения катакомб".
Среди документов, захваченных в штабе, оказалась депеша начальника Керченского гарнизона, в которой он распекал майора Рихтера за то, что тот не может разгромить "кучку русских", засевших в катакомбах под Аджимушкаем. На деле вышло иначе. Разгромленным оказался батальон майора Рихтера.
Так отплатили аджимушкайцы врагу за Севастополь.
Еще две записи из журнала наблюдений на Таманском полуострове:
"9 июля 1942 года в 2 часа 40 минут ружейно-пулеметная стрельба и артстрельба в районе Керченских каменоломен. В течение ночи в районе каменоломен слышны взрывы и выстрелы".
"20.7.42.5.00. Артиллерийская батарея противника из района горы Митридат выпустила 11 снарядов по Аджимушкайским каменоломням".
На этой записи наблюдателей следует остановиться. Фашистская артиллерия не стала бы стрелять по каменоломням, рискуя попасть в своих. Но "своих"-то в это время у немцев в Аджимушкае как раз и не было. Дерзкую операцию осуществили тогда аджимушкайцы. Они изгнали немцев из поселка, заняли прилегающую к каменоломням местность, разрушили все укрепления и огневые точки противника. В каменоломни они вернулись с большими трофеями.
Не однажды подобные вылазки проводились и в августе.
Но вернемся снова к событиям, происходившим в подземном гарнизоне Малых каменоломен.
Из дневника А. И. Клабукова:
"1 июля 1942 года.
...Погода на воле чудесная. Небо ясное, синее-синее, тишина, жаворонки поют... Все так приятно наблюдать, даже в этот момент забываешь, что около тебя кладет пули автоматчик...
3 июля 1942 года.
20.30. Ходил с товарищем Поважным в расположение 4-го батальона к колодцу, где проделывали ход. Там наши наблюдатели. Дорога туда разными изгибами один-полтора километра, всю дорогу шли, перелезая через камни, упавшие с потолка. А с потолка они оторвались потому, что немец рвал и рвет проходы. Промежуточные выходы, а их мы минули до 15, засыпаны немцами. Чего только там нет: столы, стулья, швейные ручные и ножные машины, походные кухни, кровати, гардеробы, автомашины, разные повозки, трупы лошадей, людей...
6 июля 1942 года.
12.00. Паразиты, подошли к щели и, как жалкие, презренные трусы, сначала бросили гранату, а за ней вслед листовки. Бессмысленный стандарт. Подобные листовки я читал еще в январе и ежемесячно еще на фронте. Но вот подлинный текст этой запишу сюда дословно, так как читаю впервые и смеюсь над этой безграмотной галиматьей:
"Красноармейцы и командиры!
Полтора-два месяца вы уже напрасно ожидаете помощь. Десант красноармейских сил на Крым второй раз не будет повторяться. Вы надеялись на Севастополь, но он уже с сегодняшнего дня находится в германских руках. Ваши товарищи подняли там белый флаг и сдались. Многие из ваших товарищей пытались выйти из каменоломен, но ни один не мог перебраться на ту сторону. Ваше положение безнадежно, ваше сопротивление бесполезно..."
Да, хорошее "воззвание"! Знаем хорошо, сколько вас, гадов, легло под Севастополем. Не белый флаг наши товарищи выбрасывали, а отошли, оставив Севастополь...
Хватит о вас говорить - бумага дороже стоит.
10 июля 1942 года.
...Товарищ Поважный приобрел себе дочку Светланочку. Светланочка осталась без родителей. Ее родители еще числа 20 мая ушли из катакомб за продуктами и не вернулись: или убиты, или у немцев. Девочка очень умная, понимает с полуслова. Ей дали сухарик, она спрашивает: "Дядя, это на сегодня или вообще?" Если бы ей сказали "вообще", то, конечно, она его сразу бы не скушала, а растянула дня на два, на три.
15 июля 1942 года.
Чуть не забыл отметить, сегодня уже пошел 61-й день, как нахожусь в катакомбе. Командир полка и начальник штаба делают себе новую штаб-квартиру, оборудована хорошо. Вот уже 4.30 утра, они все еще работают. Выходил на волю ночью, дышал полной грудью свежий, чистый воздух, теперь болит голова и очень есть хочется. Проверил свой автомат ППД, работает одиночными и автоматическими очередями, как зверь.
16 июля 1942 года.
...В 18.00 началось партсобрание. К этому времени у меня все приемные документы были подготовлены. Открыл партсобрание секретарь бюро Манукалов, он же председательствовал. Меня принимали в ВКП(б) кандидатом. Поручились: товарищ Манукалов, старший политрук Карпекин - батальонный комиссар, Трубарев - политрук. На собрании рассказал свою автобиографию, вопросы задал Поважный, и приняли единогласно. Для меня этот вечер был большим праздником. Да и в характеристиках товарищи заверили партию, что я честен, добросовестно отношусь к делу, волевой. Я был таким и буду до последнего дыхания. Постараюсь быть еще лучше..
18 июля 1942 года.
...Начальник штаба товарищ Шкода дал материалы в газету. Один стих, другой в прозе о фашистах-караульщиках. Стих на украинском языке, составлен прекрасно.
Группа подполковника Ермакова вот уже третью ночь пытается выбраться на переправу, но не удается.
2 августа 1942 года.
...Провели партсобрание. Комполка Поважного перевели в члены партии, также начальника штаба Шкоду. Наша организация работает и крепнет".
Дневник А. И. Клабукова заканчивается записью от 20 августа 1942 года. В те дни командир гарнизона отпустил все-таки Александра Клабукова в разведку. По всей вероятности, он погиб, как и многие его товарищи, о которых он так тепло и подробно рассказал нам. Дополняет его командир подземного гарнизона Малых каменоломен Михаил Георгиевич Поважный:
"Несмотря на то, что враг значительно превосходил нас численностью и вооружением, мы успешно боролись с ним на протяжении всего лета и начала осени сорок второго. В Малых катакомбах не было заранее подготовленной базы, поэтому бойцам и командирам приходилось очень трудно: не хватало продовольствия, боеприпасов. Голод у нас наступил раньше, чем в Больших катакомбах, оружие добывали в ночных схватках. Люди показывали чудеса героизма, они били фашистов и свято верили в то, что рано или поздно придет Красная Армия и освободит землю Керченского полуострова от фашистской нечисти.
Мы не раз пробовали связаться с гарнизоном Больших каменоломен, но это удалось сделать бойцам Ягунова. И хотя мы действовали разрозненно, каждый гарнизон самостоятельно, фашисты боялись аджимушкайцев. Не случайно с середины лета они держали в этом районе четыре пехотных полка, бронетанковые части, тяжелую артиллерию..."
Шел второй месяц обороны Аджимушкайских каменоломен. Положение гарнизонов все более осложнялось. К тому же фашисты, доведенные до бешенства каждодневными вылазками красноармейцев, постоянно проводили газовую блокаду, и каждый день, кроме воскресенья, с 10 часов утра и до 4 часов пополудни нагнетали в каменоломни отравляющий газ. Хотя теперь газовые атаки и не захватывали аджимушкайцев врасплох - у них были оборудованы газоубежища,- все равно люди гибли без свежего воздуха, без лекарств.
Ягунов, Парахин, Бурмин и другие командиры понимали, что нужно искать выход из создавшейся ситуации. Но какой? Гарнизон свою задачу, по существу, выполнил: почти два месяца отборные пехотные части противника были скованы в глубоком тылу и несли большие потери. Но теперь прежние методы борьбы с фашистами уже много пользы не принесут. Значит, нужно уйти из каменоломен и пробиться к своим, чтобы влиться в действующую армию. До сих пор командование Подземного гарнизона такой задачи перед собой не ставило, а теперь от ее решения зависела судьба многих красноармейцев, советских людей.
В начале июля несколько разведывательных групп побывали на поверхности. План предстоящей операции мало-помалу прояснялся.
И тут случилась беда.
В штабной комнате командования грохнул взрыв. Мощная воздушная волна хлынула по подземелью, разнося эхо.
Первыми на место взрыва прибежали часовые. Они зажгли огонь и в густом дыму увидели несколько фигур. У разбитого в щепки стола лежал без движения полковник Ягунов. Здесь же, тяжело раненные, стонали Сидоров, Панов и Левицкий.
Прибежавшая медсестра бросилась к полковнику, припала к его груди, замерла.
- Убит,- тихо проговорила она помертвевшими губами.
Командир Подземного гарнизона полковник Ягунов погиб в результате взрыва заброшенной в подземные галереи смертоносной гранаты с "секретом". У аджимушкайцев не хватало боеприпасов, и они научились обезвреживать эти "сюрпризы" и бить ими фашистов во время ночных вылазок. Кстати, первую такую гранату разобрал сам Павел Максимович, у него был большой опыт - он много лет изучал военную технику и обучал этому курсантов в Бакинском пехотном училище. Но на этот раз секрет врага Павлу Максимовичу разгадать не довелось...
Командира Подземного гарнизона похоронили с воинскими почестями, какие были возможны в условиях подземелья. Состоялся траурный митинг, на нем выступили Парахин и Бурмин. Все оставшиеся в живых и способные держать в руках оружие бойцы и командиры Подземного гарнизона прошли в скорбном молчании возле тела, покрытого красным знаменем. И грозно прозвучала в подземелье клятва:
- Отомстим немецко-фашистским захватчикам!
Командир погиб, но гарнизон жил и действовал. Командование гарнизоном принял подполковник Григорий Михайлович Бурмин.
Блокада каменоломен почти совсем прервала связь аджимушкайцев с внешним миром
А необходимость в такой связи становилась все острее. Гарнизону требовались оружие, продовольствие, наконец, моральная поддержка со стороны советских людей, живущих в городе и его окрестностях. Нужна была связь с действующей армией.
Командование гарнизона пыталось решить эту задачу.
Кроме поисков выхода на связь с подпольщиками и партизанами, организации боевых вылазок командование Подземного гарнизона неослабно следило за поддержанием необходимой дисциплины в самих катакомбах, вело учет боевых действий, распределения продуктов, медикаментов и воды.
В дополнение к тем источникам воды, которые удалось использовать в мае - июне, аджимушкайцы пробили 15 метров скального грунта и таким образом получили новый колодец, находившийся в глубине катакомб. Впоследствии он стал главным источником воды до последних дней обороны Аджимушкайских каменоломен.
Итак, проблема воды была решена. И тем не менее учет ее велся очень строго - так же, как учитывалось оружие и боеприпасы. Об этом свидетельствуют сохранившиеся документы. Вот, например, сводка за 23 июля:
"Приход: колодец №1 - 80, колодец резерва-188, остаток от 22.7 - 50 Итого: 318 литров.
Расход: кухня - 197, подразделения - 63,
прачечная - 29. Итого: 289.
Остаток на 24.7 - 70.
Наличие на складе - 500".
Получив воду, люди воспрянули духом. Они по-прежнему, несмотря на ежечасные карательные действия фашистов, громили вражеские заставы, уничтожали солдат противника, жгли склады с оружием и продовольствием.
О том, как напоминали о себе несмирившиеся советские люди оккупантам, свидетельствует и такой документ - выписка из дневника пленного немецкого капитана:
"12 июля 1942 года. Как надоели партизаны. Наконец идет большая сила немцев и румын, чтобы покончить с этими бандитами.
16 июля 1942 года. Сегодня веселей, слышна стрельба .. К вечеру особых результатов не добились.
17 июля 1942 года. 20 000 бросили на уничтожение, но пока один труп, а среди наших уже десятки.
18 июля 1942 года. Есть у нас убитые... Кругом опасность... От неосторожности много погибло, в том числе прекрасный капитан Кляппес".
Не знали захватчики покоя в глубоком своем тылу. Партизаны, подпольщики, воины подземных гарнизонов держали гитлеровских солдат в постоянном страхе, и не без оснований. Вот что пишется всего лишь в одном боевом донесении тех дней:
"Сведения по 3-й роте 3-го батальона.
Убывших без вести - 5 человек. Ранено - один.
Сколько убито фашистов - 16.
Забрано трофеев: винтовок - три штуки, ленты для пулемета - четыре штуки, патронов - 600 штук.
Командир роты лейтенант 3. Табунец".
Немало таких донесений было написано командирами подразделений за долгие месяцы борьбы советских людей в каменоломнях. Поистине там, под землей, была частица действующей армии, и фашисты не могли позволить себе хотя бы на день ослабить блокаду каменоломен и послать на фронт прикованные к Аджимушкаю пехотные полки и танковые подразделения.
Гарнизон Центральных каменоломен продолжал борьбу с врагом.
Новый командир приказал провести во всех подразделениях перепись личного состава и оружия. Оказалось, что боеспособных людей осталось не более двух тысяч, причем не у всех было оружие: оно выходило из строя из-за сырости. Мало оставалось и патронов. Однако настрой у аджимушкайцев по-прежнему был боевой, и каждый верил в успех предстоящей операции.
Одна за другой уходили на поверхность разведывательные группы. Разминировались выходы из каменоломен. Комиссары в подразделениях и ротах проводили партийные и комсомольские собрания.
В один из дней, накануне операции, комиссар гарнизона Иван Павлович Парахин сам обошел все подразделения гарнизона и собрал у коммунистов партийные билеты.
- Что бы ни случилось, а эти документы не должны попасть в руки врага,- говорил он.- Я верю: после победы каждый партбилет найдет своего хозяина, а если не найдет, то достанется только советским людям, так сказать, по наследству. Верно?
- Верно, Иван Павлович,- отвечали коммунисты. И просили: - Только спрячьте по-надежней - это самое дорогое, что у нас осталось здесь...
Решающий день наступил.
20 июля 1942 года в поздний вечерний час, когда фашисты в благодушном после жаркого летнего дня настроении уселись за ужин, аджимушкайская степь огласилась громким "ура". Забросав гранатами ближайшие посты гитлеровцев, порвав ряды проволочных заграждений, аджимушкайцы ринулись на вражеские пулеметные гнезда. То там, то тут завязывались ожесточенные рукопашные схватки. Падали убитыми вражеские солдаты и офицеры.
Главные ударные силы аджимушкайцев смяли пытавшихся остановить их фашистов. Тем не помогли ни пулеметы, ни танки, превращенные в доты
Вот уже позади остались кольца блокады, успех, кажется, маячит на горизонте...
Но что это? Кинжальный пулеметный огонь ударил навстречу воинам Подземного гарнизона.
Свежая часть фашистских пехотинцев, вызванная из Керчи, поставила на пути аджимушкайцев заслон из свинца. Силы были чересчур неравными, и аджимушкайцы вынуждены были отступить.
...Остановись, читатель. Попытайся представить себе этих непокоренных людей.
Кто они, оставшиеся по особому приказу в тылу врага? Рискнувшие собственной жизнью во имя высокой идеи - победы над фашизмом. Ведь знали же, что не все дождутся заветного часа встречи с Красной Армией, что лишения и голод станут на какое-то, может быть долгое, время их каждодневными спутниками.
Хочется все, до мельчайших деталей биографии, знать о них. О том, что сделало их дух несгибаемым. Как они смогли выстоять и победить в поистине нечеловеческих условиях. Потому что сегодня их имена стоят рядом со словом "подвиг". Подвиг, который дает сыновьям крылья для новых свершений во имя Родины.
Их было несколько тысяч, бойцов Подземного гарнизона, молодых и старых, коммунистов, комсомольцев и беспартийных, русских и украинцев, белорусов и грузин, представителей многих других национальностей и народов Советского Союза. Но всех их объединяло одно: они были гражданами Страны Советов, бойцами Красной Армии, которая от имени народа вела борьбу со злейшим врагом человечества - гитлеровским фашизмом.
Первыми в Подземном гарнизоне были коммунисты. Первыми в бою. Первыми приходили товарищу на помощь. Это они, члены Ленинской партии, большевики, вселяли в людей уверенность в победу, сплачивали гарнизон, помогали переносить тяжелые утраты. Они были комиссарами, секретарями партийных групп, пропагандистами. Даже враг не мог не признать их огромной заслуги в организации борьбы против захватчиков. В секретном донесении Крымского оккупационного командования в ставку гитлеровской армии "О советском движении сопротивления в каменоломнях Аджимушкая (Крым)" есть такие строчки: "Пропаганда находилась в руках политруков и комиссаров. Она была направлена на то, чтобы побудить находившихся там людей к наибольшему сопротивлению". Да, именно на организацию борьбы направляли все свои силы коммунисты, комиссары Подземного гарнизона.
Едва ли кто из аджимушкайцев не знал тогда Ивана Павловича Парахина. Правая рука полковника Ягунова, комиссар Подземного гарнизона, он всегда был там, где решались судьбы людей, судьба гарнизона - в бою ли, в горе или радости. Он не жалел себя. В одном из фронтовых писем он писал своей жене: "Знаю, что тебе одной будет очень трудно воспитывать четырех малышей, но помни одно: если от меня долго ничего не будет слышно, значит, меня нет, но дешево свою жизнь... не отдам". Он учил людей самопожертвованию, и сам был готов к нему.
Петр Васильевич Верхутин еще до войны стал профессиональным партийным работником. В 1929 году на Брянский энергетический комбинат пришел работать комсомолец из деревни Семиловичи Петя Верхутин, он стал молотобойцем. У паренька был широкий круг интересов, и он не только работал, но и учился, окончил без отрыва от производства среднюю школу, овладел сложной по тем временам специальностью машиниста турбины. Двадцати двух лет от рождения стал коммунистом. И еще активней включился в общественную работу. Прошло еще некоторое время, и коммунисты предприятия избрали Петра Верхутина секретарем парткома. Умение работать с людьми очень пригодилось ему в каменоломнях. Аджимушкайцы верили своему комиссару и не колеблясь шли за ним на подвиг.
Автор дневника, найденного в Центральных каменоломнях, не раз вспоминает политрука Василия Семенюту, называя его человеком с чистой, открытой душой. И это было действительно так. Выходец из крестьянской семьи, он очень рано познал, что такое труд, какую радость он приносит каждому в свободной Советской стране. В 1924 году Василий вступил в комсомол, с 1929 года стал членом Коммунистической партии. В тридцатые годы он окончил Днепропетровскую школу руководящих колхозных кадров, работал в политотделе МТС, был инструктором райкома партии, возглавлял в районе оборонную организацию Осоавиахима. С началом Великой Отечественной войны Василий Семенюта вместе с райвоенкомом формирует и отправляет на фронт подразделения мобилизованных. С одной из последних групп он уходит и сам в армию. Первые бои с фашистами, ранение, госпиталь, снова передовая, на этот раз на Крымском фронте. В Аджимушкайских каменоломнях, куда он попал вместе с бойцами своей части, его назначают политруком. Первый батальон, возглавляемый Аркадием Пановым и Василием Семенютой, совершил немало смелых вылазок в расположение фашистских частей.
И еще один коммунист. Когда в Керчи велось расследование злодеяний фашистов во время оккупации города, в одной из пяти братских могил, обнаруженных советскими солдатами в Аджимушкайских каменоломнях, в истлевшей гимнастерке был найден партийный билет на имя Степана Титовича Чебаненко. В билет была вложена записка, написанная, вероятно, перед смертью. Вот ее текст:
"К большевикам и ко всем народам СССР. Я не большой важности человек. Я только коммунист - большевик и гражданин СССР. И если я умер, так пусть помнят и никогда нe забывают дети, братья, сестры и родные, что эта смерть была борьбой за коммунизм, за дело рабочих и крестьян... Война жестока и еще не кончилась. А все-таки мы победим!.."
Эти слова мог бы с полным правом и с чистой совестью сказать каждый боец Подземного гарнизона. Их сказал коммунист Степан Титович Чебаненко, до войны рядовой колхозник, затем председатель сельсовета в Киргизии, комсомольский активист в армии, выпускник Бакинского военно-политического училища. Весь образ нашей советской жизни подготовил этого человека к самопожертвованию во имя Родины.
Павел Максимович Ягунов... К началу Великой Отечественной войны он был уже немолод и имел за плечами большой опыт службы я армии, командирской работы. Еще подростком вступил добровольцем в Отдельный Туркестанский коммунистический полк. Там, на фронте, в гражданскую, приняли его в Коммунистическую партию. Когда закончилась гражданская война с врагами Советской власти, Ягунов, как и многие его сверстники, пошел учиться. В 1923 году он успешно окончил 4-ю Ташкентскую объединенную военную школу, которая впоследствии была преобразована в Ташкентское училище имени В. И. Ленина. За время учебы будущий командир не только получил военные знания, но и прошел хорошую закалку. В то время в Средней Азии свирепствовала банда Курбаши Баястана, и на ликвидацию ее были посланы курсанты. Они выполнили задание, поймали главаря и уничтожили банду.
Выпускники училища разъехались по гарнизонам нести ратную службу. Павла Ягунова назначили сначала заместителем командира роты, затем командиром роты, а в 1931 году, после окончания курсов "Выстрел", он становится командиром батальона стрелкового полка. Четырнадцать лет прослужил он в этом полку, стал его командиром. И в 1939 году полковника Ягунова направляют преподавателем пехотного училища, назначают начальником кафедры тактики.
Когда началась Великая Отечественная война, Павел Максимович стал проситься на фронт. Он знал: там, на передовой, где решается судьба Родины, могут пригодиться его знания и опыт, командирское мастерство. Просьба его была удовлетворена. И снова начались фронтовые пути-дороги. Сначала - командир 138-й горнострелковой дивизии, потом, уже в Крыму, начальник отдела боевой подготовки штаба Крымского фронта...
В истории Великой Отечественной войны его имя навсегда останется связанным с Керчью, как имя командира Подземного гарнизона.
Все города и села Советской страны, захваченные войсками фашистской Германии, разделили общую горькую участь, попав под оккупацию. Но по-настоящему роднило их другое. Ни массовый кровавый террор, ни мародерство и поборы не могли запугать советских людей и сломить их волю к отпору оккупантам, к стремлению жить и работать в свободной стране, строящей социализм.
Керчь не была исключением. И в период второй оккупации, когда зловещие крылья гитлеровского орла распластались над городом более чем на полтора года, фашистские власти постоянно испытывали необходимость защищаться, быть начеку.
В Центральных и Малых катакомбах Аджимушкая вел беспримерную борьбу Подземный гарнизон. В городе хорошо было слышно, как там, на степной окраине, днем и ночью гремели взрывы, стрекотали пулеметы и автоматы. Каждый керчанин мог видеть, как в госпиталь не прекращали привозить раненых фашистских солдат и офицеров.
Но и в самом городе фашисты не были в безопасности. То взлетит на воздух грузовик, то солдат, зазевавшийся на ночном посту, лишь слабо вскрикнет, то забелеют вдруг поутру листовки, расклеенные кем-то в людных местах города.
Сразу же после своего второго вторжения в Керчь фашисты убедились, что в городе есть силы, которые им неподвластны, но ощутимы повсеместно.
Летом 1942 года эфир над Керченским проливом то и дело прорывали стремительные цепочки точек и тире. Те, кому положено, знали: в оккупированной Керчи, на чердаке старого сарая у дома № 17 по Садовой улице, в это время работал наш разведчик, оставленный разведотделом штаба 47-й армии Крымского фронта. Позывной разведчика был "Тоня".
Уже после войны бывший батальонный комиссар И. Ф. Стеценко, военком разведотдела штаба 47-й армии Крымского фронта, рассказывал:
"Нашей 47-й армии было приказано переправиться через Керченский пролив и на Таманском полуострове занять оборону.
...13 мая мой начальник тяжело заболел, и я полностью принял на себя командование разведотделом.
Было ясно, что, когда мы займем оборону на Таманском полуострове, командование армии потребует от нас, разведчиков, полные данные о войсках противника, а поэтому необходимо было серьезно подумать об организации агентурной разведки на Керченском полуострове и в городе Керчи.
Я вызвал к себе начальника оперативного пункта № 1 (этот пункт подчинялся нашему разведотделу). Но вместо него приехал его помощник, капитан. Разговор происходил в траншее. Я спросил у капитана: есть ли подготовленные разведчики с рацией, которых можно оставить в городе Керчи? Капитан доложил, что такая группа из двух человек есть: девушка и парень, которые хорошо освоили радиостанцию. Капитан добавил: эту группу готовил лично и уверен, что поставленную задачу они, комсомольцы, выполнят с честью.
...Конечно, этих отважных ребят я не видел и к сожалению, фамилий их тоже не знаю. Я только спросил: как продуман вопрос о месте работы разведчиков и где будет находиться радиостанция?
Капитан ответил, что радиостанция будет на чердаке сарая, место очень хорошее. Я пожелал капитану успеха и попросил его, чтобы он еще раз самым внимательным образом продумал все "мелочи".
На этом мы с капитаном расстались и встретились через несколько дней в городе Темрюке. Капитан с большой гордостью доложил, что оставленная группа разведчиков начала работать".
Уже с первых чисел июня в "Журнале работы", который вели радисты на приемной радиостанции Центра, стали появляться записи: "Принято", "Принято", "Принято..." О чем сообщала "Тоня"? "Ленина, 56: штаб немецких войск". "Пирогова, 12: заправочный пункт", "Район бульвара и пляжа: обнаружены зенитные орудия", "В здании НКВД штаб карательного отряда", "Главные силы немецких войск оттянуты на Севастополь..."
В условиях готовившегося фашистского наступления на Тамань эти короткие сообщения, в которых, казалось бы, нет больших секретов противника, сослужили добрую службу нашим войскам. По ним, этим радиограммам, командование Северо-Кавказского фронта могло судить о некоторых намерениях врага, о том, какие силы и когда могут перейти в наступление в районе Керчи.
"Район Еникале и Бочарный завод: готовится десант на Кубань",- передала "Тоня" в Центр 2 июня.
"Уточнить подготовку десанта Еникале и Бочарный завод",- прикажет ей Центр. "Тоня" уточняла:
"Из района Бочарного завода вывезены все средства переправы в район Еникале. В районе Еникале до Жуковки и дальше до Маяка готовится большой десант. Состав одной резиновой лодки-10 человек. Вооружение - 1 ручной пулемет и автоматы. Подготовка к переправе закончена. Ждут приказа. Численность не установлена ввиду невозможности проникнуть в этот район".
В этот день, 9 июня, Центр ответит ей:
За хорошую работу представлены к награде. Работайте еще лучше".
Сообщения о готовящемся десанте Центр на другом берегу Керченского пролива получал от "Тони" в течение всего июня очень регулярно, в точном соответствии с установленным графиком радиосвязи:
15 июня: "Подготовка к десанту закончена. Средства переправы не вывезены. Лодки находятся в вырытых в берегах тоннелях. Все хорошо замаскировано".
16 июня: "Слышал разговор двух немецких офицеров. С 20 июня пойдут в наступление на Таманский полуостров".
20 июня: "Энгельса, 14/29: штаб десантной группы. Отмечено активное движение войск в сторону Еникале".
29 июня: "В район десантной группы проникнуть нельзя. Наличие точно установить не удалось..."
Эти слова "установить не удалось" есть в радиограммах "Тони", но это не ее вина. Кроме обычных трудностей, с которыми сталкивается любой разведчик в тылу противника, "Тоне" приходилось ловить малейшие колебания в решениях верхушки гитлеровского генералитета, которые отражались на действиях последних звеньев цепочки - войск, расположенных в Керчи и окрестностях города. Требовалось большое умение, чтобы отсеивать все второстепенное и только главное, самое важное передавать в эфир. Ведь в июне, когда все силы 11-й немецкой армии сковал вокруг себя героический Севастополь, фашисты неоднократно меняли дату начала высадки десанта на Тамань.
3 июля Гитлер принял решение об использовании на других направлениях сил 11-й армии Манштейна, "освобождающихся" после боев под Севастополем.
6 июля Центр в категорической форме спросил "Тоню":
"Что известно о готовящемся десанте на Таманский полуостров?"
10 июля "Тоня" передала: "В район Еникале двигалась мотопехота немцев с легкой артиллерией. Количество установить нельзя, движутся ночью". 28 июля Центр снова спросил: "Что делает противник по подготовке десанта на Кубань? Ответ к 15 часам".
"Тоня" ответила в первый сеанс утренней связи следующего дня:
"По словам немцев, они переправляться не будут. Ждут успеха у Ростова".
В этой радиограмме было сказано то, о чем всего десять дней назад говорилось в ставке Гитлера и о чем педантичный Гальдер записал в своем дневнике:
"Фюрер внезапно изменил свое решение о форсировании Керченского пролива. Теперь через пролив будут переброшены только горнопехотные дивизии, и то только тогда, когда нажимом на ростовском участке фронта будет открыт путь на Тамань".
Оперативность и точность в передаче информации - пожалуй, главное достоинство разведчика. По радиограммам "Тони" можно судить, что она этим качеством обладала вполне.
Все лето 1942 года обстановка на южном крыле советско-германского фронта оставалась неустойчивой, напряженной. Под нажимом превосходящих сил противника 24 июля пал Ростов, 25 июля фашисты начали наступление на Нижнем Дону. Войскам Северо-Кавказского фронта был отдан приказ отойти за реку Кубань и занять жесткую оборону. Спустя некоторое время 47-я армия стала отходить в район Новороссийска, чтобы обеспечить его защиту. Свой участок обороны на Таманском полуострове она передала Азовской военной флотилии.
Вероятно, в этом решении определенную роль сыграли сообщения "Тони". Анализ разведданных подсказывал нашему командованию, что фашисты не решаются переправляться на Тамань, даже имея успех у Ростова.
Так кто же работал в Керчи под именем "Тоня"?
Вот о чем говорится в документах:
"Дудник Евгения Денисовна, 1923 года рождения, украинка, из крестьян, служащая, член ВЛКСМ с 1938 года, образование среднее, специальность: радистка".
Автобиография:
" Родилась 27.1. 1923 года. Киевская область, Мироновский район, село Ельчиха...
Закончила 9 классов, курсы радистов при ФЗУ треста города Керчь.
Состав семьи:
Дудник Денис Филиппович, отец, 57 лет.
Мать - Дудник Мария Ивановна, 47 лет.
Сестра - Дудник Нина Денисовна, 18 лет.
Сестра - Дудник Антонина Денисовна, 1926 года (16 лет).
Братья - Николай и Алексей (в Красной Армии)".
Из служебной характеристики в "Личном деле":
"...Зачислена 29.3.42 года с целью использования в качестве радиста.
7.4.42 года "Тоня" приступила к подготовке и за сравнительно короткий период времени была готова выполнять свою задачу.
Поведение ее за время подготовки было исключительно хорошее. Она всегда была скромной и культурной девушкой как в своей работе, так и в быту.
15.5.42 года "Тоня" в момент отхода наших частей с Крымского полуострова была оставлена у своих родителей и начала работу 27.5.42 года..."
Помогали Жене в смертельно опасной работе ее школьные товарищи Сергей Бобошин и Анатолий Родягин. Оба они погибли в застенках гитлеровской охранки, которая не пощадила и родителей Бобошина.
Конечно, им было трудно, невероятно трудно. В радиограммах, полученных Центром, об этом говорилось редко, но там, на Тамани, понимали, в каких условиях работают советские разведчики, и волновались за них, за их работу и судьбу.
До последней возможности посылали они в Центр радиограммы, и в них было все: и мужественное решение солдат до конца служить долгу, и вера в победу, которая непременно будет за Советской страной, родиной партии Ленина.
Все население оккупированной Керчи знало, что в Аджимушкайских каменоломнях продолжает держаться несломленный гарнизон бойцов и командиров Красной Армии, окруженный плотным кольцом фашистских войск. Казалось, через этот заслон не сможет перелететь даже птица, а не то что пробраться человек. Поначалу так оно и было. "Тоня" сообщала в Центр:
"Наши войска находятся в каменоломнях Аджимушкая. Связь с ними установить нельзя. Они окружены противником".
Но уже вскоре на том берегу Керченского пролива получили радиограмму совсем другого содержания:
"...Раз в неделю можно установить регулярную связь с нашими войсками в скалах. Давайте указания".
"Как вы можете связаться с нашими войсками, которые в скалах?" - нетерпеливо запросил Центр.
"Связь имеем через партизан",- в тот же день, 23 июля, ответила "Тоня".
В течение конца июля и начала августа керченские разведчики 47-й армии Северо-Кавказского фронта не раз выходили в эфир и передавали Центру сообщения о положении в "скалах" - каменоломнях, о подготовке группы партизан для переправы их на Тамань:
"Партизаны для переправы к вам подбираются", "Люди для переправы вам есть. Шлите самолет..."
"Уточните район посадки самолета. Укажите сигнал, дату",- запросил Центр 7 августа, и в тот же день дежурный радист записал в "Журнал работы": "7.08. 13.00-13.59. Передано. К-т пропал".
К сожалению, это была последняя радиограмма, переданная Женей Дудник в Центр. Больше "Тоня" в эфир не вышла. Гитлеровские ищейки напали на ее след...
Больше двух месяцев получало советское командование точные сведения о расположении войск противника в Керчи и окрестностях города, о жизни и борьбе Подземного гарнизона Аджимушкайских каменоломен.
В одном из документов "Личного дела" Жени Дудник сделан такой вывод:
"Тоня" полностью и до конца выполнила возложенную на нее задачу, работая по нескольку сеансов в сутки..."
К этому следует добавить, что за время работы Жени Дудник в оккупированной Керчи Центр получил от нее 87 радиограмм.