СРАЖЕНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В тылу врага
Вторично захватив Керчь в мае 1942 года, гитлеровские бандиты с еще большей жестокостью начали расправляться с населением. Город снова был залит кровью, снова разрушалось и уничтожалось все, что еще можно было уничтожить. Уже испытав на себе однажды гитлеровский «новый порядок», тысячи керчан, не успевших переправиться на кубанский берег, уходили в каменоломни.
Фашисты решили истребить всех. Для этого были организованы специальные команды. Фельдфебель 88-го саперного батальона 46-й пехотной дивизии Флеснер на севастопольском процессе по делу о злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в Крыму и на Кубани, который состоялся в 1947 году, показывал: «...примерно 22—23 мая 1942 года батальон приступил к массовому уничтожению русских, скрывавшихся в большом количестве в каменоломнях... массовое уничтожение производилось путем взрыва шахт, в которых они находились...»
Фашисты взрывали шахты авиабомбами и динамитом, забрасывали гранатами, начиненными отравляющими веществами, а с теми, кто покидал убежище, расправлялись не менее жестоко. 2269 человек, в том числе стариков, женщин и детей, истребили гитлеровцы только в районе Аджимушкайских каменоломен. А сколько еще погибло в Еникальской крепости и на руднике завода им. Войкова...
Очевидцы рассказывают о чудовищных преступлениях гитлеровцев в керченской тюрьме. Ежедневно здесь происходили казни. Е. И. Федорова, посаженная в тюрьму за отказ от работы (она была беременна), стала свидетельницей казни четырех молодых людей. «Их повесили, — рассказывает она, — и при этом еще по два раза выстрелили в каждого. Казнь производилась в присутствии других заключенных, которых заставили закапывать в землю только что казненных».
И все же все старания гитлеровских палачей поставить советских людей на колени были обречены на провал. Люди умирали, но дух их оставался несломленным.
После освобождения Керчи в тюрьме был найден томик Пушкина. Его страницы исписаны карандашом: советский патриот Николай Кокарев, ожидавший казни в одиночке, посылал свой привет на волю:
«Прощайте, друзья, не грустите и не думайте много о нас, лучше свой меч поднимите и мстите жестоко за нас.
Я прожил- всего 25 лет и доживаю лишь 26 год. Что же, умрем, ведь не задаром, а за дело, дело наше правое, которое должно победить. Я помираю за друзей, за землю, за счастье нашего народа, который, несомненно, будет счастлив в будущем. Так прощайте навсегда.
Как не хочется умирать — не оттого, что страшно, а оттого, что мало сделал для Родины. Ничего, за меня сделают мои товарищи, которые на свободе. О, мои милые соотечественники, отомстите за нас, кто расстрелян в немецких застенках!»
Тысячами уничтожали фашисты советских граждан в так называемых «трудовых лагерях», где люди находились на положении рабов. Кормили их два раза в день похлебкой из гнилого картофеля, а работать заставляли от зари до позднего вечера. Многие, не выдержав каторжного режима, умирали. Таким был и лагерь в Керчи, куда согнали мирных жителей со всего полуострова для строительства укреплений вдоль Керченского побережья.
Летом 1942 года была объявлена вербовка на работу в Германию. Однако из этой затеи ничего не вышло. Тогда гитлеровцы стали силой сгонять юношей и девушек на сборные пункты, откуда их под конвоем, в закрытых наглухо вагонах отправляли в немецкую каторгу.
Люди прятались в подвалах и на чердаках, готовы были на все, лишь бы избавиться от угона в Германию. Молодые патриоты из поселка Старый Карантин Александр Пинчук, Николай Чумаков, Иван Бондаренко, Александр Маслов, Николай Пономаренко решили переправиться в шлюпке на таманский берег, но были пойманы немцами и варварски замучены.
Очень выручал многих юношей и девушек врач-патриот хирург Владимир Николаевич Счастнев. Оккупационные власти привлекли его к участию в медицинском обследовании тех, кто намечался к отправке в Германию. Владимир Николаевич сделал все, что мог. При его содействии многие молодые люди остались в Керчи. Хирург Счастнев помогал и рабочим: он выдавал им фиктивные справки о болезни. Само собой разумеется, вскоре немцы обеспокоились тем, что число нетрудоспособных резко возросло, и запретили Счастневу выдавать какие-либо справки. Под контроль была взята и его деятельность в медицинской комиссии. Жизнь Счастнева оборвалась трагически. Лишенный возможности действовать, подавленный нависшей над ним опасностью увоза в Германию (а немецкие власти весьма настойчиво рекомендовали ему туда выехать), он упал духом, потерял волю к борьбе. Казалось, все кончено, и хирург ввел себе, своей жене и сестре большие дозы морфия... На столе, рядом с пустыми ампулами из-под морфия, оставил записку: «Любите свою Родину, уничтожайте врага. Смотрите в глаза смерти смело».
Фашисты не только убивали, не только калечили жизнь людей, они разрушали, с жестокостью вандалов истребляли все, что имело отношение к нашей культуре. Уничтожены были все клубные здания и библиотеки, предавались огню не только произведения советских писателей, но и книги зарубежных классиков. В прекрасном клубе железорудного комбината, который был гордостью не только камышбурунцев, но и всех керчан, оккупанты устроили конюшню.
На горе Митридат в старинном здании филиала Керченского музея хранились богатейшие археологические материалы, которые с любовью и благоговением собирали и изучали русские ученые. Все это было выброшено в мусорную свалку; ценная коллекция боспорских надгробных памятников расхищена.
Самому беззастенчивому грабежу подвергались жители Керчи. Оккупационные власти обложили население огромным количеством налогов и поборов всякого рода. В пригороде существовал подушный налог, который оплачивался за три месяца вперед, 400 рублей в год должен был отдать владелец собаки, 90 процентов улова — рыбаки, с каждой коровы взималось 400 литров молока, с каждой курицы — 100 яиц в год. Разработана была целая система штрафов. Керчанка Иванова, например, была оштрафована на 500 рублей за то, что сдала молока на два литра меньше, чем полагалось
Враг вымещал свою злобу в первую очередь на мирных жителях и военнопленных.
В июне 1942 года к противотанковому рву возле Аджимушкайского проезда подошло восемь автомашин. Фашисты выталкивали из кузовов людей и тут же расстреливали их из автоматов.
Приблизительно в то же время немцы загнали 500 жителей поселка «3-й самострой» в одну из галерей каменоломни и взорвали ее. 500 человек погибло. Это малая толика тех зверских расправ, которые учиняли фашисты над беззащитным мирным населением.
Не менее чудовищные зверства творили они и над военнопленными, не сумевшими переправиться на Тамань или скрыться в катакомбах. Жительница поселка Маяк А. П. Буряченко рассказывала: «28 мая 1942 года немцы расстреляли всех оставшихся в городе раненых красноармейцев, получивших приют на квартирах мирных жителей. Перед тем как их расстреливать, фашисты над ними издевались, били прикладами».
Жительница поселка им. Войкова Н. X. Шумилова видела, как мимо ее двора вели группу военнопленных. «Три человека из этой группы не могли двигаться, — рассказывает она, — и конвоиры их тут же застрелили».
«Однажды в морозную погоду немцы гнали по улице измученных оборванных, босых людей, — сообщила керчанка Булычева. — Тех, кто пытался поднять куски хлеба, брошенные им проходящими по улице людьми, немцы избивали резиновыми плетками и прикладами. Если человек под этими ударами падал, его расстреливали».
В школу им. Войкова и клуб инженерно-технических работников металлургического завода фашистские изверги согнали несколько сот военнопленных и подожгли здание. Спастись никому не удалось: тех, кто пытался выбраться из огня, расстреливали из автоматов.
Фашисты завершили свои злодеяния в Керчи насильственной эвакуацией населения из города и его окрестностей и расстрелом всех заключенных городской тюрьмы в октябре 1943 года. Тех, кто отказался покинуть родной город, расстреливали. Убивали и тех, кто не мог двигаться самостоятельно. Так была убита в Старом Карантине 105-летняя Е. Л. Пичукова. Слепая и немощная, она не могла уйти из города по приказу немецкого командования.
Эти зверства не ослабляли волю к борьбе, они лишь разжигали в сердцах людей священный огонь мести. Именно этим чувством дышат строки дневников, записи многих керчан, переживших оккупацию.
Жительница Колонки Ольга Махинина всю войну вела дневник. Вот строки из него: «Партизаны делают вылазки каждую ночь. Вчера на Колонке убили одного полицейского (жалко, что не всех!). В связи с этим появился приказ немецкой администрации, в котором указывалось, что, если подобное повторится, будет отвечать население. Однако через небольшое время были убиты двое полицейских и немецкий солдат».
Бороться, бороться, бороться! Этим желанием были охвачены советские люди. И керчане, как и жители других городов, объединялись в патриотические подпольные группы.
В одну из них — молодежную — входили Мария Русанова, Клара Карасева, Надежда Комарова, Владимир Клопченко, Дмитрий Сотников, Зинаида Черноморченко, Владимир Самрай, Тамара Григорьева, а позднее супруги Филипп и Мария Пшоник, а также Анатолий Козлов (Храбров). Группа действовала в районе Колонки.
Вот что рассказывает подпольщица Мария Русанова: «Мысль бороться, делать что-нибудь полезное для Родины, а не сидеть сложа руки, часто возникала у меня. Но работать одной очень трудно, нужны были люди. Вскоре эта возможность представилась. Я работала в то время на бирже труда уборщицей. Однажды, это было в конце октября 1942 года, одна девушка — Клара Карасева — попросила меня достать бумаги для песен. Но потом она мне рассказала, что бумага ей нужна не для песен, а для листовок. В тот же вечер я принесла бумагу и поближе познакомилась с Карасевой и ее подругой Надеждой Комаровой. С этого вечера мы втроем начали подготовку к октябрьским праздникам. Вечером 6 ноября 1942 года были разбросаны листовки на Колонке и вывешен Государственный флаг СССР на столбе возле магазина № 8. Флаг был вывешен Комаровой. Утром 7 ноября часть оставшихся листовок я и другие девушки разбросали на базаре.
Листовки наделали много шума, настроение у населения поднялось, заговорили о наших. Поднялось настроение и у нас—мы почувствовали пользу нашей скромной работы.
Очень помогли нам матери наших девушек, возившие листовки в деревню, куда они ездили менять вещи на хлеб.
Вечером 22 февраля 1943 года мы направились к заводскому парку, на воротах которого решили вывесить плакат. Сделав это, мы пошли к фабрике-кухне, где через третий этаж добрались до намеченного места и вывесили советский Государственный флаг. Плакат полиция сорвала утром, а флаг на фабрике-кухне висел до одиннадцати часов дня.
Начали распространяться слухи, что немцы собирают рабочую силу для отправки в Германию. По этому поводу 30 марта 1943 года в городском клубе промкооперации было намечено собрание населения. К этому собранию нами были подготовлены листовки, часть которых мы разбросали там же, в зрительном зале, а остальные в городе.
Позже мы выпускали листовки с эпиграммами на Гитлера. Против вербовки рабочей силы в Германию мы отпечатали стихотворную листовку тиражом 250 штук, при помощи резиновых букв».
Члены патриотической группы всеми путями старались раздобыть оружие. Клара Карасева работала упаковщицей в немецком оружейном складе и, как могла, использовала это. Ей часто приходилось с бидоном ходить за обедом для рабочих склада, и каждый раз на дне этого бидона лежала граната.
Сами подпольщики всячески уклонялась от вербовки. Фашисты слали им одну за другой повестки с требованием явиться на сборный пункт. Однако юноши и девушки находили всякие лазейки. Некоторые из них устроились на хлебозавод. Поступать так вынуждал и голод. Правда, рабочие завода снабжались не бог весть как — кусок просяного хлеба да крошки, которые сметали со стеллажей. И все же это было питание.
В сентябре — октябре 1943 года стало заметно, что дела у фашистов резко ухудшились: больше стало прибывать раненых с Кубани.
На хлебозаводе грузчиками работали в то время пленные. И вот как-то в обеденный перерыв девушкам из патриотической группы — Гале Сухаревой, Саше Поповой и Дусе Дунаевой удалось переброситься с ними несколькими словами. Галя заговорила без обиняков, в любую минуту во дворе мог появиться охранник:
— Ребята, мы тут надумали: надо вам бежать...
Высокий русоволосый хлопец сокрушенно покачал головой:
— Эх, сестренка... Разве в этом убежишь? — И показал на грязную, обвисшую лохмотьями гимнастерку.
— Ребята, вы только слушайте...—Галя, придвинулась почти вплотную, шептала, тревожно оглядываясь: — Мы с девчатами все продумали, одежду вам приготовили.
— С узлом не пройдешь, сестренка, брось, не губи себя.
— Да вы слушайте... Мы тут у стены место присмотрели. Часовой не увидит. Перебросим вам...
Ночью девчата подбирались к заводу, припадая к земле при каждом подозрительном звуке. Вот и смена... Они чуть слышно поцарапались, и тотчас же по ту сторону раздался шорох. Их уже ждали. Все сошло удачно в ту ночь. Когда утром патрули хотели сделать перекличку пленных, то не обнаружили ни одного. Завод оцепили, вызвали гестапо. Задержали на территории всех рабочих ночной смены. Начались допросы, угрозы, побои. В городе шли обыски, особенно тщательно по 2-й и 3-й Булганакским улицам. Как раз в доме № 21 и по 2-й Булганакской прятались двое военнопленных. В течение пяти дней Саша Попова и Галя Сухарева носили воинам пищу, ловко проскальзывая под самым носом у фашистских ищеек. А когда все стихло, ребята, ушли искать партизан. Остальные восемь человек скрылись сразу.
УЧАСТНИЦЫ ПОДПОЛЬНОЙ ПАТРИОТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ
Мария Русанова.
Клара Карасева.
Тамара Григорьева
Надежда Комарова
Молодые патриоты всячески старались вредить оккупантам на заводе: портили подшипники в моторе, тестомешалки выводили из строя; сыпали ведрами соль в тесто, и хлеб получался несъедобным.
Карасева часто отгружала противогазы немецким войсковым частям. Перед тем как уложить противогазы в ящики, Клара незаметно вспарывала лезвиями трубки или маски.
В августе 1942 года в Керчь пришел бежавший из плена солдат-комсомолец Алексей Григорьевич Стрижевский.
Керчь была для Алексея родным городом, здесь жил его отец, врач Григорий Симонович Стрижевский. В памятную для Алексея ночь возвращения они проговорили до рассвета. А наутро вместе направились в городскую больницу, где старший Стрижевский работал врачом с начала оккупации. Младший Стрижевский стал работать там же санитаром.
Алексей разыскивал довоенных знакомых. Говорил с некоторыми очень откровенно. После этих бесед участились побеги военнопленных из больниц. Стрижевский-старший доставал им гражданскую одежду, а Стрижевский-младший — документы через Людмилу Черникову.
Если бы кому-нибудь удалось заглянуть ночью в квартиру Стрижевских, он увидел бы отца и сына, припавших к радиоприемнику. Услышал бы позывные Москвы, уверенный голос Левитана. А наутро о последних известиях с Большой земли узнавали сотрудники больницы, узнавали из листовок жители Керчи.
Случалось Стрижевскому-младшему исчезать на некоторое время из города. Во время одной из таких его отлучек взорвался склад на широком молу, в следующий взлетел на воздух состав с фашистскими солдатами и офицерами. На станции Керчь-II был организован побег военнопленных из больницы.
Круг знакомых Стрижевского все расширялся. Это были не просто знакомые, это была группа патриотов, вступивших в смертельную схватку с фашистами.
Доставала документы для советских военнопленных Людмила Черникова. Ездила в Старый Крым для установления связи с партизанами (правда, безуспешно) Тамара Клопанас. Распространяли антифашистские листовки Анна Александровна Архангельская с сыном, Наталья Леонтьевна Гвоздева и ее дочь Нина. На боевые операции вместе с Алексеем Стрижевским ходили Валентин Сапсай и Николай Кудряшов.
В сентябре 1943 года члены патриотической группы Стрижевских были схвачены гестапо и расстреляны во дворе керченской тюрьмы и в совхозе «Красный» Симферопольского района.
Начались провалы и в других группах. Арестовали Тамару Григорьеву. Погибла она в симферопольском лагере смерти на территории совхоза «Красный».
Спасаясь от преследования, ушла из поселка Мария Русанова. Вначале укрывал ее Филипп Пшоник, потом Володя Самрай. Преследование, аресты подпольщиков продолжались, и Володя решил оборудовать во дворе дома, где он жил, подвал и там укрыться, уйти в подполье в буквальном смысле. Когда подвал оборудовали, туда спустились Мария Русанова, Анатолий Козлов, Зина Черноморченко с детьми... Как-то утром подпольщики долго ждали Володю. Мария пошла посмотреть, что с ним. Дверь в квартиру распахнута, в комнате все перевернуто, на полу, на стене пятна крови... Мария выбежала в коридор, постучала к соседке. Та рассказала, что утром к Володе нагрянуло гестапо, стали обыскивать комнату. Нашли оружие, листовки. Избили Володю, он молчал. Потом увели.
Через несколько дней Володя Самрай погиб в застенках гестапо.
А вскоре ночью была убита Зина Черноморченко. Пошла достать что-нибудь из еды детям и не вернулась. Ребята ее, Шура и Витя, остались на попечении Марии Русановой. Они жили с ней и тогда, когда после многих мытарств Мария вернулась наконец в освобожденную Керчь.
В октябре 1943 года фашисты насильственно выгнали из города и его окрестностей все население. Они охотились за участниками патриотических групп. Работать стало невозможно. Было решено перейти в крымские леса.
Алексей Стрижевский, руководитель подпольной патриотической группы в 1942—1943 гг.
Надежда Комарова уже дважды безрезультатно пыталась пробраться в лес через деревню Мазанка. Ей удалось связаться с военнопленным Григорием Харченко, который тоже готовился с группой патриотов уйти к партизанам. Он дал Комаровой адрес симферопольской подпольщицы Зои Жильцовой — у нее был пункт сбора для отправки в лес. Дойти из Керчи до Симферополя в то время было не просто: по дороге фашистские патрули проверяли документы. Выручили чистые бланки, которые добыла Мария Русанова еще в то время, когда работала уборщицей на бирже труда.
У Жильцовой Надя встретилась с Григорием Харченко. Здесь же собралось еще восемь военнопленных, которые хотели пробиться к партизанам. Зоя вырвала из ученической тетради листок, начертила маршрут, по которому Комарова и Харченко со своей группой двинулись к партизанам по уже знакомой Надежде дороге через Мазанку. Продвигаясь с большой осторожностью, ночами, группа уже в глубине леса была остановлена окриком: «Руки вверх, бросайте оружие!» Подпольщики наткнулись на командира партизанского отряда Северного соединения А. С. Воднева.
При оставлении города в мае 1942 года горком партии не сумел по примеру 1941 года подготовиться к партизанской борьбе в тылу врага: слишком поспешным, неожиданным было отступление наших войск с Керченского полуострова. Надо признаться, что успешные действия десанта, отвоевавшего у врага Керчь, породили у нас некоторую самоуспокоенность, уверенность, что во второй раз Керчь оставлять не придется.
В период второй оккупации партизанские группы возникали стихийно, рожденные ненавистью советских людей к захватчикам, душевной болью за страдания родной земли, жаждой мести.
Активно действовал партизанский отряд под командованием Кузьмы Мухлынина. Краснофлотец Мухлынин, прикрывая отход своего отряда с Керченского полуострова, не успел переправиться через пролив. Оставшись в Керчи, он достал необходимые документы и прописался. Подобрав надежных людей, Мухлынин организовал молодежную патриотическую группу, которая распространяла сводки Советского Информбюро и антифашистские листовки.
В начале октября 1943 года, когда немцы начали угонять население Керчи, группа Мухлынина укрылась в Старокарантинских каменоломнях, в заранее подготовленной шахте. Вскоре в отряд входило уже 46 человек. Партизаны действовали в очень трудных условиях (почти не было оружия) и все же совершили ряд смелых операций. Однажды они напали на немецкую автоколонну, сожгли семь автомашин, радиостанцию и уничтожили свыше 70 солдат и офицеров противника. Мухлынинцы оказали существенную помощь Эльтигенскому десанту — нападали на транспорты противника, следовавшие с подкреплением к месту высадки, уничтожали технику, захватывали оружие.
3 ноября в семичасовом бою с фашистами Кузьма Мухлынин погиб. Мстя за смерть командира, отважные партизаны Иван Чепелев, Тимофей Кокошко, Николай Чумаченко, Владимир Панкратов, Андрей Шинковский, Николай Куренев, Михаил Сторожко, Григорий Подливайло, Владимир Товарчи и другие продолжали наносить фашистам удар за ударом. Под руководством комсомольца Чередниченко из Старого Карантина отряд провел еще немало смелых операций.
9 декабря в отряд влилась группа солдат и офицеров — участников Эльтигенского десанта, отставших от основных сил во время прорыва в Керчь. Среди них был гвардии полковник П. И. Нестеров, который принес отряду большую пользу своими военными знаниями и опытом политработника.
Серьезно обеспокоенные активностью отряда, фашисты взяли его в кольцо, стремясь загнать в глубь подземелья, лишить всяких связей с внешним миром. По решению военного совета отряда несколько групп партизан покинули каменоломни и пошли к линии фронта, туда, где дрались с врагом десантники. Двум группам удалось перейти фронт, третья наткнулась на засаду. Часть партизан была убита в перестрелке, многих фашисты захватили и расстреляли. Остальные партизаны пытались прорваться в старокрымские леса, но столкнулись с многочисленным, хорошо вооруженным вражеским отрядом. В перестрелке погиб политрук отряда Д. Васюнин. Нескольким партизанам удалось укрыться в ближайших деревнях. А те немногие, что остались в каменоломнях, 15 апреля были освобождены частями Красной Армии.
Во время боевых действий отряд уничтожил свыше 600 фашистских солдат и офицеров, 5 орудий, 32 автомашины, захватил много оружия, боеприпасов, радиостанцию.
После освобождения Керчи нашими войсками руководители отряда принесли в городской комитет партии свою «типографию», состоявшую из набора букв и клише, вырезанных вручную на резиновых пластинках, и образцы листовок, которые они выпускали (теперь партизанская типография хранится в Керченском музее).
В 1943 году в керченских каменоломнях действовали и другие партизанские отряды. Например, в Аджимушкайских каменоломнях отряды П. И. Шерстюка и К. И. Моисеева, а в Старокарантинских каменоломнях — молодежный партизанский отряд. Отряды эти составили советские воины, вырвавшиеся из фашистскою плена, а также патриоты-керчане, которые укрылись в каменоломни от преследования гитлеровцев и продолжали с ними вооруженную борьбу. Народные мстители действовали на вражеских коммуникациях, нарушали телефонную связь, истребили немало гитлеровских солдат и офицеров, захватили трофеи — оружие и продовольствие.
Кузьма Мухлынин, командир партизанского отряда Старого Карантина.
Отважно сражались с врагом в самой Керчи советские разведчики.
Одна из улиц города носит сейчас имя Жени Дудник. В 1942 году закончила Женя курсы радистов при Керченском рыбокомбинате, а с марта стала работать радисткой при штабе Северо-Кавказского фронта. Когда наши войска оставили город, Женя, поселившись в доме родителей, стала вести разведывательную работу, она и другие патриоты под ее руководством собирали данные о противнике, а Женя передавала их на Большую землю. В течение 80 дней звучали в эфире позывные «Тони», потом радиосвязь с ней прервалась.
Уже после освобождения Керчи стало известно, что в начале августа Женю схватили гитлеровцы и после жестоких пыток расстреляли. Погибли также родители Жени и две ее сестры. На доме, в котором родилась Евгения Дудник, установлена мемориальная доска. Юной героине и ее соратникам посвящена экспозиция городского краеведческого музея.
Когда в мае 1942 года войска Крымского фронта отошли к Керченскому проливу и начали переправу на таманский берег, отдельные части по приказу командования заняли в районе Аджимушкая оборону, чтобы прикрыть переправу, и вели бой с противником до 16 мая.
Под натиском превосходящих сил противника заслон в несколько тысяч воинов вынужден был отступить в каменоломни. Гарнизон центральных Аджимушкайских каменоломен под командованием полковника П. М. Ягунова и гарнизон малых Аджимушкайских каменоломен во главе со старшим лейтенантом М. Г. Поважным проявили беспримерное мужество и бесстрашие. Сто семьдесят дней и ночей, до последних чисел октября 1942 года, продолжалась неравная борьба. Укрывшиеся в аджимушкайских лабиринтах воины и мирные жители сражались не только оружием, но и поразительной дисциплинированностью, стойкостью, выносливостью, несломленной силой духа.
В течение всего периода оккупации мощные немецкие радиорепродукторы доносили до жителей Керчи обращенное к воинам Аджимушкая: «Сдавайтесь, сдавайтесь, сдавайтесь!» А каменоломни отвечали огнем, взрывами гранат.
Не хватало продовольствия, каждая кроха хлеба была на учете. Люди шатались, падали от голода, но продолжали бороться. Мучительной была жажда. В ста метрах от одного из выходов находился колодец. Добраться до него казалось невозможным: день и ночь фашисты держали его под обстрелом. И все же в первое время некоторые смельчаки пробирались под пулями к воде, приносили ее в каменоломни, чтобы напоить хотя бы раненых и детей. Потом к колодцу прорыли подземный ход. Но облегчение пришло ненадолго: немцы завалили колодец трупами советских воинов. И опять высасывали аджимушкайцы по нескольку капель влаги из влажных камней подземелья. Но не пили. Изо рта сливали в бутылки, поили раненых, детей. Норма — две-три ложки в день.
Немцы неоднократно пытались проникнуть в каменоломни, взрывали выходы, чтобы лишить людей воздуха, завалить их камнями. Аджимушкайцы принимали неравный бой и неизменно выгоняли врага из каменоломен. Похоронив убитых, разбирали завалы. Умирали от ран, но не сдавались.
24 мая 1942 года по приказу начальника оперативного управления генерального штаба сухопутных сил Германии палача Адольфа Хойзингера гитлеровцы совершили чудовищное преступление — пустили в каменоломни газы.
Вот что рассказывается об этом в дневнике одного из героев подземной крепости, политрука А. И. Трофименко, найденном после освобождения Керчи: «Человечество земного шара, люди всех национальностей! Видели ли вы такую зверскую расправу, какую применяет германский фашизм? Нет! Я заявляю ответственно — история нигде не рассказывает нам об этом. Изверги дошли до крайности. Они начали душить людей газами. Полные катакомбы отравляющего дыма. Бедные детишки кричали, звали на помощь своих матерей, но увы, они лежали мертвыми на земле с разорванными на груди рубахами, кровь лилась изо рта... Что было в госпитале! О! Нет сил описать эту картину! Пусть вам расскажут толстые каменные стены катакомб...
Мир земной! Родина! Мы не забудем зверства, людоедства, если живы будем, мы отомстим за жизнь удушенных газами... За один день мы только на своей территории зарыли 824 человека...»
Чудом оставшиеся в живых старшие лейтенанты Ф. Ф. Казначеев, А. П. Казмирчук рассказывают, как их командир — начальник подземного гарнизона полковник Павел Максимович Ягунов, когда ему доложили, что вот-вот откажет рация, приказал передать в эфир: «Внимание, внимание. Всем, всем! Мы, защитники Керчи, задыхаемся, умираем, но...» Рация отказала, но разве не ясно, что за этим «но» следовало «не сдаемся и не сдадимся!»
Сто семьдесят дней и ночей, с мая по конец октября 1942 года, сражался с врагом подземный гарнизон. С каждым днем таяли силы советских воинов, становилось их все меньше, но они продолжали сопротивление. В конце октября — начале ноября фашисты предприняли последние штурмы Аджимушкайских каменоломен. Часть воинов решила прорваться в старокрымские леса к партизанам. Это был последний бой гарнизона. Лишь немногие из аджимушкайцев остались в живых. Некоторым удалось перейти линию фронта, некоторые попали в плен, прошли сквозь ад фашистских концлагерей.
О беспримерном мужестве подземного гарнизона трудно говорить спокойно. Его подвиг встает в ряд с подвигами лучших сынов нашей Родины—Матросова и Гастелло, защитников Брестской крепости и панфиловцев. Керченские каменоломни еще ждут своего подробного исследования, о них напишут еще и большие полотна, и вдохновенные стихи, поэмы, песни. Они достойны этого.
Бесформенной грудой развалин лежал в те дни завод им. Войкова. А под обломками зданий, в подземных помещениях скрывалась группа наших воинов. Ночью тенями скользили они среди каменных искореженных глыб, а потом коротко вскрикивал немецкий часовой, рвалась граната в караульном помещении гитлеровцев, и напрасно разыскивало командование посланного с донесением мотоциклиста.
Девушки-патриотки из заводского поселка поддерживали постоянно связь с воинами, по ночам они оставляли в условленном месте пищу и записки с разведывательными данными.
Гестаповские ищейки напали на след отважных девушек, арестовали их и четверых расстреляли тут же, на развалинах завода. Их имена: Юлия Дьяковская, Мария Руденко, Мария Бугаева, Валентина Олейник.