"БЫК" В ПРОЛИВЕ
Старенький катерок «Бурун», где капитаном Н. Российский, а механиком Г. Шмигель, медленно подходил к заброшенной мостовой опоре.На лоцманских картах опора обозначена как «о. Искусственный», примерно в километре от Песчаной косы. Кроме хозяев катера, на борту вместе со мной находились художник Иван Гринчук, инструктор по туризму Василий Здоровцов.
— Вот он злополучный керченский «бык», — сказал кто-то. — Это о нем Тарапунька со Штепселем иронизировали, что во время строительства он съел мильен и сейчас «ревет», требуя не меньше, чтобы его убрали с пути судоходства. Только не колючие слова знаменитых артистов эстрады всплыли в памяти в эти минуты, а фраза архитектора Надежина; «В печальном конце моста нет вины его строителей. Они работали с полной отдачей, не жалея себя как солдаты на фронте. И мы не вправе забывать эту страницу отечественной истории».
...Вспомнил я об этой мостовой опоре летом прошлого (1991) года. Мы с группой юных краеведов из городского Дворца детского творчества, ребятами из средней школы № 10 переправились на косу Чушка, собираясь пройти до ее юго-западной окраины. Во время привала вблизи пушкинских маяков один из мальчишек, протянув руку вперед, спросил:
— А что там такое в море?
— Мостовая опора, — ответил учитель физкультуры средней школы № 10 Владимир Дроздов. Он вместе с преподавателем украинского языка и литературы Ольгой Москаленко был с ребятами. Начали школьникам рассказывать о мостовой опоре - «быке», только знали довольно мало. И вот по возвращении из похода решили побольше узнать о сооружении в проливе. В архивах города и в подшивках «Керченского рабочего» послевоенных лет сведений о строительстве «быка» не оказалось. Тогда пошли к очевидцам и участникам тех далеких «засекреченных» событий.
— После освобождения Керчи, 11 апреля 44-го года, наша семья возвратилась из эвакуации в поселок Жуковку, ведь здесь я и родилась, - рассказывает бывший бухгалтер Керченской паромной переправы Е.С. Козлова. - Пришлось быть свидетельницей триумфа и трагедии нашего «военного» моста, построенного в короткий срок с апреля по октябрь. Мост просуществовал всего около четырех месяцев. В зиму 45-го в Керченском проливе начался небывалый ледоход. Спасти мост подрывами льда, динамитными шашками и бомбометанием с воздуха не удалось. Февральские айсберги разрушили его, срезав многие мостовые опорыкак бритвой, и в считанные часы похоронили на дне пролива семимесячный самоотверженный труд тысяч людей. Народу тогда собралось на берегу пролива уйма. Некоторые рыдали.
Весной, как только сошел лед, на переправе была удручающая картина. То там, то здесь торчали из воды поверженные остовы свайных опор с исковерканными конструкциями мостовых креплений. Надо было разобрать рухнувший мост. Особенно потрудились водолазы и верхолазы. В то же время приступили к возведению нового моста, начало которому и должен был положить экспериментальный пробный «бык», заложенный вблизи косы Чушка, в 1.5-2 километрах западнее современного паромного комплекса. Мост планировалось вывести на высокий скальный берег Крыма в районе крепости Еникале. Новую стройку стали именовать «2-К» (Крым - Кавказ).
Кстати говоря, фашисты также готовились построить здесь двухъярусный мост и свой прожект окрестили, как «3-К» (Крым—Кавказ—Калькутта) с намерением сорвать драгоценный камень с английской колониальной короны. Осенью 1943 года многие немецкие солдаты с нагрудным знаком «3-К» попали в плен на берегах Таманского пролива. Не дошли до Калькутты.
Пятнадцатилетним подростком В. М. Колупаев работал в годы войны на Кавказе в мостоотряде № 5 (в Махачкале), а затем в Управлении военно-восстановительных работ № 12 (в Краснодаре). В 1944 строил мост в Керченском проливе, с начала до конца, строил «бык» и паромную переправу. До настоящего времени работает здесь, имеет несколько наград «За доблестный труд».
— Керченский «бык» — это было когда-то непростое техническое сооружение на искусственном острове с кессонной камерой, шлюзовыми аппаратами, компрессором и т. п.,— вспоминает Владимир Михайлович. — Работать в закрытом ящике под водой с повышенным воздушным давлением небезопасно для здоровья. Нарушается не только сердечно-сосудистая система и дыхание, но и возникают суставные и мышечные боли, параличи, то есть развивается так называемая «кесонная болезнь». Кесонный ящик шутя и всерьез называли у нас «гробницей».
Когда Владимир Михайлович упомянул слово «гробница», я вспомнил один курьезный эпизод. В 1949-50 годах мне приходилось бывать на строительной площадке. Здесь работал тогда бригадиром мой старший брат Александр. На островке царили трудовой энтузиазм и неунывающий юмор, хотя время было не легче нынешнего. Так вот, группа крепких мужчин готовилась «идти в кессон».
Один бравый симпатяга и балагур подошел к моложавой женщине, вдове, матери четырех детей, и нарочито громко сказал: - Эх, Степановна, айда со мною в эту «гробницу», я бы с тобою и не возвращался оттуда... А стройная смуглая женщина с русой косой, красиво уложенной вокруг головы, миролюбиво отвечает: - Смотри, голубок, не заболей сердцебиением или зудом некоторых мест... Раздался дружный смех присутствующих товарищей. И надо же тому случиться, что этот кессонщик действительно вскоре тяжело заболел.
- Не обошлось и без человеческих жертв, - продолжал рассказ В. Колупаев. - Погибли бригадир и мастер. Жаль, что запамятовал их фамилии. Спрашивал у других, тоже не помнят. Произошла какая-то поломка с подачей воздуха в кессон. Камера заполнилась водой. Первым нырнул в воду бригадир и, видимо, запутавшись в арматуре и шлангах, не смог подняться наверх. Видя такое дело, следом за ним пошел под воду и мастер... Это были люди с большим чувством ответственности за свой участок работы, а потому и не пожалели себя. Хоронили их на кладбище в поселке Опасном.
А что касается цифр - на какую глубину был посажен «бык», на 36 или более метров, сколько оставалось еще до твердого грунта, или на сколько градусов он дал крен, почему его и забросили, - размышляет Владимир Михайлович, - лучше об этом справиться в Симферопольском или Московском архивах мостостроевцев. В.И. Еременко, участник Великой Отечественной войны, приехал в Керчь в 1948 году, возводил двухэтажные сборные дома из досок и шлака:
- Начальником строительства «2-К», если не изменяет память, был генерал-директор Лихашерстый, а замом - полковник Асеев. Мостопоезд 403 (начальник Семин) имел свою базу в районе Еникале и Опасного, а 413 - базировался на косе Чушка. Рабочих переправляли на катерах и на СП - самоходных своих и трофейных пантонах. Камень для опоры доставляли с северо-восточных мысов Керченского полуострова - Хрони, Борзовка, Фонарь, где подрывали скальные породы.
Беседовал я и с другими строителями опоры. С Грязновым Анатолием Петровичем, Смирновым Василием Александровичем и Сидоровым Александром Федоровичем. Дважды пришлось разговаривать с А. Л. Синельниковым. Он молодым парнем слесарничал в 403 мостопоезде. - В проливе были сооружены не один, а два островка. Основной - сама опора с кессоном, а рядом на сваях так называемый подсобный рабочий островок, - подчеркнул Анатолий Леонтьевич, - между собой соединялись подвижным мостиком. На рабочем островке находились столовая, медпункт, малая подстанция, компрессорная, бетономешалка. Нынче от этого островка ничего не осталось.
Анатолий Леонтьевич помог мне разыскать место захоронения погибших кессонщиков. На старом опасненском кладбище, вблизи крепости Еникале, я подошел к высокому четырехгранному памятнику из двутавровых металлических свай с поблекшей звездой на вершине и прочитал:
«Здесь похоронен славный мостовик-орденоносец инженер-капитан пути и строительства Романов Михаил Васильевич. 1912—18/12.1944 г.г.»
Рядом стоит невзрачная, сильно покосившаяся каменная тумба без надписи. Время безжалостно. Вот и все, что осталось на память о кессонщиках, пожертвовавших жизнью из-за строительства моста через Керченский пролив...
Тарбаев
Источник: "Керченский рабочий" № 71-1992 г.
Источник
Вход
Регистрация
Галерея
FAQ
