Форум "В Керчи"

Взято отсюда: http://george-rooke.livejournal.com/693481.html
Кавказский патруль
Ну что ж, а теперь о серьезном.
Все мы с вами помним схему с работорговлей в Африке - работорговцы чаще всего договаривались с местными князьками, которые сдавали либо своих подданных либо пленных в рабство за мушкеты, страусиные перья, золото или за еще какие-либо ништяки и жили на этом бизнесе просто хорошо.
Проблема в том, что вот эта африканская модель существовала вполне у нас под боком - на Кавказе. Да, я абсолютно нетолерантен, и считаю, что процесс работорговли является одним и тем же процессом что в Африке, что в Америке, что на Кавказе.
Что там творилось - нам поможет понять вот эта статья - https://cyberleninka.ru/article/n/torgo ... ikah-xix-v
Если кратко - основным экспортным товаром Северного Кавказа к началу XIX века были рабы. Даже в 1830-е годы из региона турки вывозили до 4000 рабов в год. Стоимость раба «на месте» была 200-800 руб., а при продаже в Османской империи — уже 1500 руб., то есть рентабельность у бизнеса была хорошая - 100% наценки как минимум. Невольников в Турцию продавали сами народы Северного Кавказа, точнее, их знать — черкесы, дагестанцы. Кто собственно говоря был рабами? Ну во-первых, туда определяли пленных, в том числе и русских людей, которых похищали с Кавказской линии. Во-вторых, собственные соплеменники. В-третьих, многие семьи (тут моих знаний не хватает, иначе бы сказал - народности, но не уверен) зачинали детей только с одной целью - продавать их и получать с этого гарантированный доход. Например адыгские папы очень радовались, когда у их жен рождались девочки, которые ценились гораздо дороже, чем мальчики. Их с удовольствием покупала татарская и турецкая знать для своих гаремов.
В XVIII - начале XIX в. самыми крупными невольничьими рынками в регионе были: на Северо-Восточном Кавказе «Черный рынок» или «Кара базар» (ныне пос. Кочубей Тарумовского района), Тарки, Дербент, селение Джар на границе Дагестана с Грузией, Аксай и аул Эндери в Дагестане; на Северо-Западном Кавказе - османские порты и крепости в бухтах черноморского побережья: Геленджик, Анапа, Еникале (рядом с Керчью), Суджук-Кале (Новороссийск), Сухум-Кале (Сухуми), Копыл (Темрюк), Туапсе, Хункала (Тамань) и др. При этом большинство рабов на невольничьих рынках Северо-Восточного Кавказа (и особенно Дагестана) было из христиан мужска и женска полу, природы из Грузии, ясырей», а на Северо-Западном - из абхазов и черкесов. Как отмечал А.А. Каспари, «когда-то Абхазия славилась своими красавицами,.. и турки, скупая горских красавиц, до последних дней предпочитали им только гуриек». М. Пейсонель в середине XVIII в. писал, что «в зависимости от того, к какой национальности принадлежат порабощенные, назначается и их цена. Черкесские невольники привлекают покупателей в первую очередь. Женщин этой крови охотно приобретают в наложницы татарские князья и сам турецкий султан. Есть еще рабы грузинские, калмыцкие и абхазские. Те, кто из Черкесии и Абазы, считаются мусульманами, и людям христианского вероисповедания запрещено их покупать».
Фонвиль, ставший очевидцем продажи кавказских невольниц, так обрисовал условия размещения купленных торговцами девушек до их отправки в Османскую империю: «Мы пустились немедленно в путь и вечеру того же дня прибыли в Туапсе. О Туапсе нам всегда говорили, что это есть торговый центр всего края и что местность здесь чрезвычайно живописна. Представьте же наше удивление, когда мы приехали на берег моря, к устью небольшой речки, ниспадавшей с гор, и увидали тут до сотни хижин, подпертых камнями из разрушенного русского форта и покрытых гнилыми дырявыми досками. В этих злосчастных хижинах проживали турецкие купцы, торговавшие женщинами. Когда у них составлялся потребный запас этого товара, они отправляли его в Турцию на одном из каиков, всегда находившихся в Туапсе».
Это, кстати, ответ borianm, который как-то сильно горевал за низкую численность населения Кавказа, и как этому способствовали российские оккупанты. Надо сказать, что население Кавказа само этому способствовало не меньше, ибо большое количество народа без перехода к другой экономической формации горцам было просто не прокормить.
О том, как жилось рабам (привет всяким сериалам, типа "Роксоланы". Сын абадзехского тфокотля, четырнадцатилетний Мусса рассказывал в Управлении Черноморской кордонной линии: «Семейство, в котором я получил существование и воспитание, пользовалось сперва правами свободы, потом было разграблено, порабощено и распродано в разные руки. Я был куплен турком, жительствующим на реке Шебш. Я жил у него в участи раба около года. Наконец бесчеловечное обращение его со мной вынудило меня бежать к русским и искать их покровительства».
Подобное же подтверждают и свыше 1500 из общего количества изученных показаний беглых адыгов (бежали в Россию от рабства). Обычно в этих показаниях звучала такая жалоба: «Владелец мой хотел жену и детей моих продать как невольников к туркам, и я, дабы не разлучаться с семейством, решился навсегда предаться под покровительство русских». (http://www.kavkaz-uzel.eu/articles/198649/)
В 1815 году на Венском конгрессе царь Александр I от имени России подписал обязательство вместе со всеми странами-участниками бороться с мировой работорговлей, и собственно это и стало началом такого образования Черноморского флота, как Кавказский патруль. Вообще, интересно, правда? У нас переведены сотни книг о британской борьбе с работорговлей, мы все знаем про Западно-Африканский патруль и т.д., а вот борьба с работорговлей не особо меньшего масштаба на Кавказском побережье как-то прошла мимо нашей пропаганды.
Естественно, что ответственным за эти патрули стал Черноморской флот, который ими и занялся на постоянной, а не спорадической основе с 1829 года, после того как был заключен Адрианопольский мирный договор, согласно которому Закубанье отошло России. Но при Грейге, как я уже писал, подготовка Черноморского флота была не ахти, поэтому чаще всего крейсирования ограничивались двумя-тремя месяцами в год, в сентябре корабли уходили в Севастополь, и дальше турецкие работорговцы выходили из Синопа и Трапезунда к Черкессии, где загружались "живым товаром" и шли обратно к берегам Турции.
"Чтобы незаметно миновать российские патрульные крейсеры и причалить к берегу, турецкие капитаны предпочитали тёмные, по возможности безлунные ночи. В подобных условиях попасть к пункту встречи с кавказскими продавцами «живого товара» было сложно, была опасность выйти к русским укреплениям. «Ночью, при благоприятном ветре, контрабандные суда совершали путь вдоль берега по огням, которые зажигали и поддерживали в горах черкесы». Причалив к берегу, контрабандисты делали несколько выстрелов, на которые собирались окрестные горцы. После того как корабль разгрузили, его обычно вытаскивали на берег и маскировали ветками или затапливали в устье рек до следующего рейса."
Тем не менее даже во времена Грейга русские крейсерства были довольно эффективны - за сезон могли перехватить до 54 (1832 год) турецких работорговцев. Если на судне обнаруживались русские, которых везли на продажу в Турцию - команду и корабль топили без вопросов. В ответ работорговцы первым делом при встрече с русским патрулем старались выкинуть за борт русских, чтобы иметь шансы выжить. Тем не менее, русские проводили опросы членов команды и пленников, и если выясняли, что русские были выкинуты за борт - смерть работорговцев была еще более жестокой - из запирали в трюме и сжигали на фиг.
Тем не менее турецкие работорговцы все равно шли на риск.
"Высокая рентабельность северокавказской работорговли привлекала турецких торговцев и провоцировала их идти на риск. Из документов архива Раевских мы видим, что если даже «из 10 судов они потеряют 9, то последнее окупает всю потерю». Российский разведчик Ф.Ф. Торнау пишет, что торговля женщинами «для турецких купцов составляла источник самого скорого обогащения. Поэтому они занимались этою торговлей, пренебрегая опасностью, угрожавшею им со стороны русских крейсеров. В три или четыре рейса турок, при некотором счастии, делался богатым человеком и мог спокойно доживать свой век; зато надо было видеть их жадность на этот живой, красивый товар»".
Но самый писец для работорговцев начался с приходом Лазарева к командованию ЧФ. Дело в том, что Михаил Петрович ввел КРУГЛОГОДИЧНЫЕ крейсерства у Кавказского побережья. Как мы с вами помним, эти крейсерства стали своего рода институтом "мастер энд коммандер" для флота, они же и нанесли страшный удар по кавказской работорговле. Вой был слышен аж у самой Колыбели Демократии - английский путешественник Эдмонд Спенсер: «В настоящее время, вследствие ограниченной торговли между жителями Кавказа и их старыми друзьями, турками и персами, цена женщин значительно упала; те родители, у которых полный дом девочек, оплакивают это с таким же отчаянием, как купец грустит об оптовом магазине, полном непроданных товаров. С другой стороны, бедный черкес ободряется этим состоянием дела, так как вместо того, чтобы отдать весь свой труд в течение многих лет или отказаться от большей части своего крупного и мелкого рогатого скота, он может теперь получить жену на очень лёгких условиях — ценность прекрасного товара падает от огромной цены сотен коров до двадцати или тридцати». До фига семейств были в ужасе - ах, мать, перемать, размать, супермать твою, нарожали тут приплод, а куда его девать? Мерзкие гяуры совсем бизнес порушили!
Лазарев этим не ограничился. В качестве борьбы и с горцами, и с работорговлей Черноморский флот был привлечен к десантам на Кавказское побережье.
"В конце апреля — начале мая 1838 г. эскадра под командованием вице-адмирала М. П. Лазарева в составе линейных кораблей «Силистрия», «Султан Махмуд», «Адрианополь», «Память Евстафия», «Императрица Екатерина II», «Чесма», «Иоанн Златоуст», фрегатов «Агатополь», «Штандарт» и «Браилов», а также корвета «Ифигения» перевезла десант из Вельяминовского укрепления (Керченский пролив) в устья рек Суба-ши и Шапсуги на Кавказском побережье. Высадка десанта осуществлялась при интенсивном противодействии со стороны горцев и оказалась успешной в значительной мере благодаря энергичному и меткому артиллерийскому огню кораблей эскадры. Кроме сухопутных войск, на берег был высажен и принял участие в бою сформированный из моряков батальон в составе 840 человек под командованием капитана 2 ранга Е. В. Путятина.
Весной следующего года эскадра Черноморского флота во главе с вице-адмиралом М. П. Лазаревым в составе линейных кораблей «Силистрия», «Императрица Екатерина II», «Память Евстафия», «Султан Махмуд», «Адрианополь», фрегатов «Браилов», «Агатополь», «Тенедос», «Штандарт», брига «Меркурий», яхты «Ариадна», тендера «Легкий» и пароходов «Северная Звезда» и «Колхида» перевезла десантный отряд (6600 человек) под командованием генерал-лейтенанта Н. Н. Раевского из Тамани к устью Субаши. Десантные войска предназначались для возведения укреплений на кавказском берегу Чёрного моря.
Когда 3 мая десант на гребных судах перевозили на берег, отряды горцев оказали ожесточенное сопротивление и лишь энергия и распорядительность возглавлявшего высадку капитана 2 ранга В. А. Корнилова позволили избежать больших трудностей. О действиях Корнилова генерал Раевский писал: «Капитан Корнилов один из первых выскочил на берег, и, когда на самой опушке леса неприятель встретил авангард, Корнилов с вооруженными гребцами бросился вместе с авангардом для их отражения, чем весьма способствовал первому и решительному успеху. После высадки второго рейса капитан Корнилов, составив сводную команду из гребцов, с примерной решимостью повел их на атаку горы на правом фланге морского батальона. Во все время сражения капитан Корнилов показывал замечательное соображение и неустрашимость».
Вместе с сухопутными войсками был высажен сводный батальон моряков под командой капитана 2 ранга Путятина. Этот офицер действовал по-истине героически, своей отвагой подавая пример подчиненным, был ранен, но остался в строю. За отличие Путятин досрочно получил чин капитана 1 ранга.
Как и предусматривалось планом, отбросив горцев от берега, русские войска возвели на побережье ряд укреплений, одно из которых — в устье реки Псезуане — получило название «форт Лазарева» (впоследствии — Лазаревское)."
Собственно с 1838 по 1854 годы флот, ловя корабли работорговцев, разрушая их базы, создавая собственные укрепленные пункты на побережье, практически прервал поток рабов с Кавказа в Турцию.
Это привело к интересным последствиям - цены на рабов на Кавказе резко понизились (потому что они там на фиг не нужны в таких количествах), и горцы стали искать альтернативные источники заработка. Естественно, проклиная северных варваров, которые порушили такую прекрасную финансовую концепцию.
Крымская война вызвала новый подъем работорговли с Турцией, но удар, нанесенный Лазаревым в 1833-1851 годах оказался очень силен, и она никогда не достигала размаха 1820-1830 годов. К тому же бывшие рабы, бежавшие к русским, или просто беглые от возможного рабства - все адыги, черкесы, чеченцы, дагестанцы, кабардинцы и т.д. - они вообще стали авангардом Кавказской армии в борьбе за присоединение Кавказа к России. Ибо очень не хотели попасть обратно, и развенять участь свободного человека, на участь раба. Бежали не только люди - бежали в Россию чуть ли не семьи или кланы - так убежавший в апреле 1841 г. натухайский пшитль Хузен захватил с собой весь свой собственный скот в количестве 20 коров, 31 овцы и 3 лошадей. У ога, подвластного Тугузу Едигееву, было 30 голов рогатого скота, 100 баранов и 100 ульев пчел. Русские же пленники чаще всего совершали коллективные побеги с одновременным выпиливанием их охраны, поэтому русских ясырей на Кавказе считали "злыми".
Тем не менее работорговля с Турцией, пусть и не в таких масштабах, как в начале века, продолжалась примерно до 1863-1864 годов, далее работорговля фактически исчезла. Но период 1859-1864 годов в работорговле на Кавказе - это отдельная история, связанная с манифестом 1861 года, от которого местные беи, шахи и прочие ханы просто были в шоке. Для затравки: "Весть о крестьянской реформе 1861 г. в России произвела на феодальную верхушку ошеломляющее действие. Не будучи в состоянии подняться выше социальных воззрений своей среды, стремившаяся к укреплению власти над зависимым населением, она не представляла себе дальнейшее существование без привычных форм общественных отношений. Она могла до известной степени примириться даже с прекращением работорговли с Турцией, но не могла примириться с потерей владельческих прав над зависимыми людьми. И старшины шапсугов, абадзехов, натухайцев вместе с представителями старой дворянско-княжеской знати, не включившимися в орбиту правительственной политики России, скорее готовы были со страданиями и лишениями увезти через Черное море на турецкой кочерме рабов и крепостных, чем остаться на родине и их лишиться. Тем более что слухи о проведении крестьянской реформы в России стали серьезно волновать порабощенный горский крепостной народ.
Помощник начальника Кубанской области полковник Дукмасов отмечал, что под влиянием распространившихся слухов об освобождении крестьян Ставропольской губернии адыгские «крестьяне, рассчитывая на самое близкое освобождение, стали оказывать неповиновение владельцам и не желали исполнять свои прежние повинности. Встревоженные этим владельцы отправили из своей среды депутацию в Тифлис, дабы там просить оставить у них крестьян в крепостной зависимости на вечные времена».
Хозяйство эксплуататорской адыгской верхушки строилось на зависимом труде. Но факт подчинения России, вступившей на путь капитализма, неизбежно должен был повлечь за собой перестройку его на новых началах. В результате создался весьма своеобразный исторический парадокс: реформа 1861 г. испугала социальные адыгские верхи больше, чем все военные успехи царизма. «Дух времени и слухи об освобождении крестьян в России и Закавказском крае произвели свое действие, и случаи столкновений горских холопов с их владельцами и взаимные жалобы становились все чаще и чаще, делая отношения между ними все более и более натянутыми»,— писал два года спустя после этих событий наместник Кавказа военному министру". (http://www.kavkaz-uzel.eu/articles/198649/). Далее, если интересно, почитаете сами.
Таким образом, Лазареву и его Кавказскому патрулю в ножки стоило бы поклониться не только пленным солдатам, не только земледельцам, похищенным с Кубанской Линии, но и простым народам Кавказа, ведь их "независимые правители" до поры до времени просто торговали им, как скотом.




Марк Твен в "Простаки за границей" писал о продаже девочек черкесскими семьями, и даже включил в рассказ пародийный рекламный листок:
http://books.atheism.ru/files/innocents.html
Черкесы и грузины все еще продают в Констан­тинополе своих дочерей, но уже не в открытую. Пре­словутые невольничьи рынки, о которых все мы столько читали и где молоденьких девушек раздевали у всех на глазах и осматривали и обсуждали, словно лошадей на ярмарке, не существуют более. Теперь и выставка товара и сделки происходят тайно, частным образом. Цены стоят высокие, особенно в после­днее время: отчасти потому, что спрос увеличился в связи с недавним возвращением султана и его свиты от европейских дворов; отчасти из-за необычного изо­билия хлеба — голод не мучает продавцов, и они не спешат сбавлять цену; а отчасти потому, что тепереш­нему покупателю не по плечу играть на понижение, а купец только и ждет, как бы сыграть на повышение. Если бы в Константинополе выходили крупные амери­канские газеты, то в этих условиях их очередной бир­жевой бюллетень, наверно, выглядел бы примерно так:
НА ДЕВИЧЬЕМ РЫНКЕ
Отборные черкешенки урожая 1850 г. — 200 ф. Стерл., 1852 г. — 250 ф. Стерл., 1854 г. — 300 ф. Стерл. Отборные грузинки — предло­жения не было; второй сорт, 1851 г. — 180 ф. Стерл. Девятнадцать валахских девушек среднего качества по 130—150 ф. Стерл. За шту­ку, спроса не было; шестнадцать прима распроданы небольшими партиями, цены неизвестны.
Распродается партия черкешенок, от прима до хороших, урожая 1852—1854 гг., — от 240 до 242.5 ф. Стерл.; одна — 1849 г. — выбра­кованная, идет за 23 фунта.
Несколько грузинок отличного качества урожая 1852 г. перешли к другому владельцу. Грузинки, имеющиеся сейчас в наличии, глав­ным образом остатки прошлогоднего урожая, который был необы­чайно скуден. Новая партия несколько запаздывает, но скоро прибу­дет. Что касается ее количества и качества, отзывы самые обнадежи­вающие. В связи с этим можно с уверенностью сказать, что виды на черкешенок превосходные. Его величество султан уже распорядился сделать крупные закупки для нового гарема, который будет достро­ен за две недели, — это, естественно, укрепило рынок и способствова­ло повышению цен на черкешенок. Воспользовавшись тем, что цены на рынке подскочили, многие наиболее проницательные дельцы перепродают товары, которых у них еще нет в наличности. Есть основания ждать ажиотажа с валашками.
С нубианками без изменений. Распродажа идет медленно.
Евнухи. — Предложений не было, однако сегодня ожидается крупный груз из Египта.

По-моему, так выглядел бы этот бюллетень. Цены сейчас сравнительно высокие, и владельцы товара не уступают; но два-три года назад умирающие с го­лоду родители привозили сюда своих юных дочерей и отдавали их за какие-нибудь двадцать — тридцать долларов, если не могли взять больше, лишь бы спасти и себя и девушек от голодной смерти. Грустно думать о такой горькой нужде; и что касается меня, то я от души рад, что нынче цены опять поднялись.

Взято тут: https://george-rooke.livejournal.com/700578.html
Кавказский патруль-2
Сразу скажу - все нижеизложенное написано по мотивам статьи Ларисы Дмитриевны Федосеевой "Меновая торговля с горским населением на восточном берегу Черного моря в первой половине XIX в.", https://cyberleninka.ru/article/n/menov ... vine-xix-v
Итак, русские боролись с работорговлей черкесов. Но ведь надо же было предложить горцам альтернативные источники дохода. И примерно с конца XVIII века, с образованием Черноморского казачьего войска начинается меновая торговля. Но по настоящему она возрастает естественно с 1829 года, то есть с момента заключения Адрианопольского мира. Спустя несколько месяцев после взятия русскими войсками в 1828 г. крепости Анапы, началась торговля между гарнизоном и окрестным населением. В предписании атамана Черноморского казачьего войска А. Д. Бескровного говорилось: «По окончании переговоров, происходивших с натухайским простым народом, заключение с ним мирных условий и взятии аманатов,... предлагаю открыть с ними мену у полевых ворот Анапской крепости, которую производить два раза в неделю в понедельник и в четверток. - О чем от меня объявлено мирному натухайскому народу, а Вы объявите о том российским купцам с тем, чтобы они, кто пожелает вывозили на место мены соль и прочие товары».
В своем письме к наместнику царя графу Воронцову от 3 июня 1830 г. тайный советник Родофиникин отмечал, что меновая торговля в Анапе развивается неудовлетворительно, указывал на сохранение османской контрабандной торговли и тут же подчеркивал, что для развития торговли горцев в Анапе «...желательно, чтобы они находили в означенном городе достаточное количество оных, которое могло бы вознаградить для тех народов невольное лишение способов торговать с турками». В рапорте Кодинца в Азиатский Департамент Министерства иностранных дел от декабря 1831 г., также говорилось об упадке меновой торговли в Анапе. Он просил открыть мену с горцами в Великолагерном и Славянском меновых дворах. После долгих раздумий по инициативе графа Воронцова по этому вопросу, 17 декабря 1835 г. последовало высочайшее повеление о порядке торговых сношений с горскими народами по восточному берегу Черного моря:
«1. ...дозволить отправление купеческих судов только в такие места по сему берегу, в коих находятся российские войска.
2. Наблюдение за черкесскою торговлею возложить на Керченского градоначальника под ведением новороссийского генерал-губернатора.
3. Во всех прочих отношениях оставить сию торговлю на основании высочайше утвержденных 10 октября 1821 г. правил и высочайшего указа 13 марта 1835 г.».
Основными пунктами торгового обмена стали русские укрепленные пункты на побережье - Сухум-Кале, Бомберы, Пицунда, Гагры и Геленджик, тогда как наши купцы указывали на необходимость разрешения торговли в Пшаде, Вулане, Суджук-Кале, Туапсе и других. Большое количество удобнейших для торговли мест населенного адыгами Черноморского побережья Северо-Западного Кавказа находилось вне контроля царских властей. Из 25 пунктов побережья от Анапы до Редут-Кале, через которые можно было иметь свободные связи с горцами, лишь в пяти пунктах, как указывал Воронцов, могли отправляться купеческие суда из России.
Естественно, этим положением пользовались турки. Они вели контрабандную торговлю солью, порохом, свинцом, мануфактурой, невольниками с Турцией. В отношении к барону Г. В. Розену от 12 августа 1832 г., граф Нессельроде сообщал: «...Издревле на восточном берегу Черного моря от Анапы до границы Гурии, производим был торг невольниками; со времени присоединения того края к Империи Российской торг сей существовать не может». В обязанность военных крейсеров входило задерживать все суда как контрабандные, которые вели торговлю в таких пунктах, где нет ни карантинных, ни таможенных учреждений. Эти суда предписывалось, в силу действующего закона, отводить в наши порты. Согласно высочайшего указания, если среди задержанных судов оказались суда с невольниками, то «...из сих: взрослых, помнящих родство, возвращать на родину, а малолетних обоего пола, родства не помнящих, отдавать в ближайшие приказы общественного призрения». По ходатайству графа М. С. Воронцова в 1836 г., для нанесения удара по контрабандной торговле, последовало высочайшее разрешение русским купцам «на собственный их риск, согласно их заявлений, производить торговлю в Пашде».
В 1836 г. генерал Вельяминов предложил устроить при береговых укреплениях постоянные торговые лавки, создать склады для товаров, принадлежащих этим купцам. Стремление горцев к торговле с Россией было столь велико, что в середине 30-х гг. XIX в. прибрежные жители возили свои товары из Псезуапе и других мест через все Закубанье на продажу в Екатеринодар. Екатеринодар вообще стал центром оживленного товарного обмена, привлекая к себе большое количество местного казачьего населения, торговцев из внутренних губерний и закубанских черкесов с их товарами. Так, в 1836 году через Усть-Лабинскую карантинную заставу было пропущено за Кубань: 467 штук холста, ситцу, полотна, нанки, 6 кож, 3858 пудов 30 фунтов соли. Кроме того, жителями Усть-Лабинска «перепущено на закубанскую сторону» денег 1503 руб. 20 коп., хлеба печеного 4 пуда 28 фунтов, булок на 3 руб. 10 коп., лошадей 17, быков 20. Привезли горцы через Усть-Лабу в 1834 г. следующие товары: 438 пудов меду, воску, сала, масла, лошадей 24, рогатого скота 216, шкур 3592, кож 1298, бурок 3, арб 48, хворосту 18 сажен, вил 284, ободьев 270, груш и яблок 1446 мер.
За экспансией торговой последовала экспансия денежная - так, на Екатеринодарском меновом дворе горцы уплатили за часть купленных ими товаров 7932 руб., а на Усть-Лабинской карантинной заставе - 1503 руб. 20 коп. Поэтому в отчетах смотрителей меновых дворов, начиная с 1835 г., появляется новая специальная графа «продано горским народам на наличные деньги». Еще немного по оборотам - 1834 год, Екатеринодарский карантин - черкес Ворк Хотовзук Батук привез «для очищения» (таможенного досмотра) меду - 80 пудов, масла коровьего - 40 пудов, сала говяжьего - 20 пудов, кож овечьих - 40, заячьих - 120, буйволовых - 11, медвежьих -5. Другой горский торговец ввез кож бычьих и буйволовых - 150, лисьих - 21, заячьих - 4, масло тулуков - 6, сало говяжьего - 36. Таких торговцев в 1830-е годы насчитывалось несколько десятков. Общий оборот меновых дворов в 1835 г. выразился в сумме 193811 рубля 68 копеек серебром. Стоимость русского вывоза составляет 76360 рубля 85 копеек. На меновые дворы горцами было привезено своих товаров на сумму 117450 рублей 83 копейки.
Русские предметы экспорта в Черкесию: шелк, холст тонкий, зеркала, басма, миткаль, сундуки окованные и окрашенные, вата.
А вот дальше... А дальше в 1842 году войсковые власти Черноморского казачьего войска решили подмять под себя торговлю, ибо старшина хотела получать с этого оборота прибыль, а не уныло глядеть, как мимо проплывает куча ништяков. Было учреждено «Торговое общество казаков Черноморского казачьего войска», и к власти приходят Цапки XIX века - семейство Посполитаки. 16 июня 1849 г. войсковым правлением был заключен контракт, в виде опыта на 8 лет, с отставным войсковым старшиною А. Л. Посполитаки на принятие им в откупное содержание всех находившихся в Черноморском войске меновых дворов и пунктов на определенных условиях, содержащий 18 пунктов. Посполитаки был одновременно откупщиком винной монополии, рыболовных угодий, соляных промыслов, мануфактурной торговли и почтового дела. Этот крупнейший ростовщик и беззастенчивый делец оказывал давление даже на высшее начальство. Бороться с ним было не по плечу даже и войсковой администрации, а мелкие чиновники и торговцы всецело от него зависели.
Период трехлетней торговой монополии Посполитаки оставил по себе мрачную память. Он не знал удержу и границ своему произволу. Он выговорил себе право открывать новые меновые пункты, получал кредиты из войсковых сумм, пользовался станичными пастбищами для лошадей и волов своего торгового транспорта, требовал выставления вооруженной войсковой охраны к своим складам.
Пользуясь отсутствием над собой какого бы то ни было контроля, он буквально грабил адыгские племена при обмене. На него стало поступать огромное количество жалоб как от горцев, так и от русского населения. Чтобы смягчить создавшееся положение, недалеко от Екатеринодара у Елизаветинской батарейки был открыт новый меновый двор, который охотно посещали горцы, и на него не распространялись арендные права Посполитаки.
Естественно, товарообмен с Черкесией сначала сильно упал, а к 1851 году и вовсе практически прекратился. В результате приехала комиссия из Москвы (постарались сотрудники III отделения, донесшие Николаю о произволе) , соглашение с Посполитаки потеряло силу, меновая торговля с горцами на Кавказе была прекращена и торговые сношения с ними особым правительственным распоряжением были объявлены свободными, и начался рост русско-черкесской торговли. В октябре 1852 г. они привезли на Екатеринодарскую ярмарку своих товаров на 11630 рублей серебром, а купили русских товаров на 5337 рублей серебром.
Появились и новые формы торговли - ярмарочная, базарная, были введены векселя в качестве замены деньгам, русские банки Новороссии организовали кредитные линии для русских и черкесских купцов. Собственно, благодаря этим мерам Анапа, Геленджик, Туапсе, Ейск, Армавир, Екатеринодар превратились в те города, которые мы сейчас и знаем.


Осенью тридцать седьмого года обе жены Алим-Гирея, его дочери и маленькие сыновья совершенно обносились ... Турки, доставлявшие горцам разный товар, не меняли его иначе как на девушек и на мальчиков. Женам абадзехского дворянина, из рода Дауров, и его взрослым дочерям неприлично было оставаться без чистой одежды, столько же необходимой для защиты от холода, как и для сбережения их стыдливости; по этому случаю собрали семейный совет, много ели, долго рассуждали и дело решили, наконец, самым простым образом. Несколько молодых Дауров, вспомнив, что против какого-то абадзехского семейства имелась старинная канла, сделали поиск, захватили принадлежавшую к нему хорошенькую девочку, продали ее туркам и вырученным товаром одели своих собственных сестер и матерей. ...
Абадзехская семья, у которой украли девочку, как ни была бессильна, принялась, однако, мстить всеми средствами. У Дауров начали пропадать скот и лошади, сено их поджигали, что всего разорительнее для народа, у которого главное, можно сказать, единственное богатство составляют стада. Не проходило ночи без тревоги. В нашем ауле, когда собаки начинали только лаять, все абадзехи выскакивали из домов, поднимали крик и наудачу стреляли в ту сторону, откуда слышался шорох. Наконец один из Дауров был найден убитым, кем именно не знали, но догадывались, что он сделался жертвою этой вражды.

Ф.Торнау (Воспоминания кавказского офицера - http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty ... text24.htm)

А вот это очень пересекается с моими набросками по контрабанде viewtopic.php?f=79&t=3813&p=109818#p109818
Только я не предполагал масштабы мероприятия ...

Взято отсюда:
http://forumdna.org/forum/index.php/top ... vi-xix-vv/
КОКИЕВ Г.А. "Внешняя и внутренняя работорговля", 1926г.

Гутнов Ф.

В рассматриваемый период рабы оставались одним из наиболее ценных товаров. Так, в марте 1784 г. баделят Айдарук Кубатиев захватил в плен алагирца Каниза Джабаева. Родственники последнего в качестве выкупа отдавали мальчика-раба. Кубатиев посчитал такую цену незначительной и затребовал еще 9 быков (ЦГАДА, ф. Госархив, д. 13, ч. 6, л. 294).

Родственникам не всегда удавалось выкупить пленников. Феодалы предпочитали продавать живой товар на сторону. В 1773 г. жители куртатинской «деревни Чимит» жаловались, что князя Таусултанова «уздень Слангерей Муртазов» не менее ста куртатинцев «в полон взял и продал в Крым». Старшина аула Мизур Самур Сохиев сообщал, что тот же Муртазов алагирцев «не допускает в Моздок и на дороге» их «ловит и продает магометанам» (АВПР, ф. Осетинские дела, оп. 128, д. 1, л. 1352).

Внутренняя работорговля в XVIII – начале XIX вв. велась, главным образом, на Ясырь-базаре в Кизляре. Горцы меняли своих пленников на хлеб, порох, соль, железо, нередко пленники продавались за деньги. Минимальная стоимость раба на рынке равнялась 30 руб. (К. 1929, с. 39). Невольничий рынок существовал и на территории Осетии – у Татартупа.
В Анапе, Кадосе, Изгуаре, Сухум-кале, Поти и Батуми рабов продавали скупщикам из Турции, Египта, ливантских портов. В конце XVIII в. из черноморских гаваней ежегодно вывозилось до 12 тысяч рабов из числа горцев (Блиев 1970, сс. 28‑29).

Архивные материалы свидетельствуют о каналах приобретения феодалами рабов. Основными были плен и покупка. Например, кистинец Мургуш Магометов продал Таусултану Бадову мальчика за 150 руб. серебром (НА СОИГСИ, ф. 1, д. 44, л. 2). Магометов сам купил его у гамаевца Джилберта Дзакоева, «который при опросе показал, что мальчика он вместе с акинцем аула Накир Курукко Фарниевым увез в плен от непокорных гантийцев, как военную добычу, что прежде делалось между горцами»

Интересно дело об освобождении холопки Казбековой. Суть дела заключалась в следующем: у Казбекова джераховец Эльжуруко Цуров украл холопку Киракиз. В 1835 г. при посредничестве прапорщика Тезиева ее продали жителю Дигорского общества Касполату Башилаеву. Казбеков, узнав об этом, обратился в суд, который приказал Башилаеву вернуть холопку первоначальному хозяину. Башилаеву не с кого было спросить 210 руб., уплаченных в свое время за Киракиз, т.к. Тезиев умер к этому времени, а Цуров убит на дуэли в 1840 г.

Еще одним каналом в рабство была продажа крестьянами своих родных. В 1849 г. куртатинец Тотик Гусов продал «как холопку» свою невесту из Джавы алдару Беслану Тулатову за 200 руб.,
51
а тот «впоследствии выдал ее замуж за своего холопа» (там же, д. 43, л. 9). Другой документ повествует о том, как Кургок Дзукаев в 1833 г. продал свою сестру Фердаус в служанки кабардинскому узденю Шанибову за 300 руб. серебром. Тот перепродал ее Измаилу Кучукову. У холопки «родилось два сына и дочь, и от дочери родилось два сына». Генерал-майор князь Орбелиани, пристав горских народов, «видя незаконное рабствование Фердаус», приказал освободить ее с маленьким сыном, «а остальным детям дать свободу за выкуп брата ее Кургока Дзукаева». Кучуков запросил с последнего ни много ни мало 950 руб. серебром

КОКИЕВ Г. ИСТОРИЯ ОСЕТИИ. 1926г.

-

-

-

-

-

Кстати, не может не обратить на себя внимание последняя страница:
Кумайяш (qumajag) - дети феодалов от рабынь - очень похоже на слово "Куманы"
Косаг (kosaeg) - Раб

Родственникам не всегда удавалось выкупить пленников. Феодалы предпочитали продавать живой товар на сторону. В 1773 г. жители куртатинской «деревни Чимит» жаловались, что князя Таусултанова «уздень Слангерей Муртазов» не менее ста куртатинцев «в полон взял и продал в Крым». Старшина аула Мизур Самур Сохиев сообщал, что тот же Муртазов алагирцев «не допускает в Моздок и на дороге» их «ловит и продает магометанам» (АВПР, ф. Осетинские дела, оп. 128, д. 1, л. 1352).

Обратите внимание на дату: 1773 год.
В это время Керчь уже 2 года была в составе России.
А официально работорговля на территории Крыма была прекращена