Форум "В Керчи"

Иван Бунин

Я к ней вошел в полночный час.
Она спала, — луна сияла
В ее окно, — и одеяла
Светился спущенный атлас.

Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди, —
И тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь ее во сне.

Роберт Фрост

Господи, это небо
Нравилось мне любым,
Пасмурным и свирепым,
Кротким и голубым.
Вверх я смотрел так часто,
Что как-то раз упал
И с костылем, несчастный,
Долго потом ковылял.
Тяга моя к любому
Из этих небес должна,
Что к первому, что к седьмому,
Быть все же вознаграждена.
Конечно, лишь как о чуде,
Смею мечтать, смущен,
Что скальп мой на небе будет
В созвездие превращен.
Но все-таки втайне верю,
Такой, так сказать, каприз,
Что буду, по крайней мере,
Отправлен вверх, а не вниз.

Я опять опускаю письмо и тихонько целую страницы
И, открыв Ваши злые духи, я вдыхаю их тягостный хмель
И тогда мне так ясно видны эти тонкие черные птицы
Что летят из флакона на юг, из флакона "Nuit de Noel"

Скоро будет весна. И Венеции юные срипки
Распоют Вашу грусть, растанцуют тоску и печаль
И тогда станут слаще грехи и светлей голубые ошибки
Не жалейте весной поцелуев когда расцветает миндаль

Обо мне не грустите, мой друг. Я озябшая старая птица.
Мой хозяин — жестокий шарманщик — меня заставляет плясать
Вынимая билетики счастья, я гляжу в несчастливые лица
И под гнусные звуки шарманки мне мучительно хочется спать

Я опять опускаю письмо и тихонько целую страницы
Не сердитесь за грустный конец и за слез моих тягостный хмель
Это все Ваши злые духи. Это черные мысли как птицы
Что летят из флакона на юг, из флакона "Nuit de Noel"

Александр Вертинский

Полюбил бы я зиму,
Да обуза тяжка...
От нее даже дыму
Не уйти в облака.

Эта резанность линий,
Этот грузный полет,
Этот нищенский синий
И заплаканный лед!

Но люблю ослабелый
От заоблачных нег —
То сверкающе белый,
То сиреневый снег...

И особенно талый,
Когда, выси открыв,
Он ложится усталый
На скользящий обрыв,

Точно стада в тумане
Непорочные сны —
На томительной грани
Всесожженья весны.

Иннокентий Анненский

Я говорю сейчас словами теми,
Что только раз рождаются в душе.
Жужжит пчела на белой хризантеме,
Так душно пахнет старое саше.

И комната, где окна слишком узки,
Хранит любовь и помнит старину,
А над кроватью надпись по-французски
Гласит: «Seigneur, ayez pitie de nous».

Ты сказки давней горестных заметок,
Душа моя, не тронь и не ищи...
Смотрю, блестящих севрских статуэток
Померкли глянцевитые плащи.

Последний луч, и желтый и тяжелый,
Застыл в букете ярких георгин,
И как во сне я слышу звук виолы
И редкие аккорды клавесин.

Анна Ахматова

И закрылась она на тринадцать замков,

Чтобы душу никто не топтал.

Нет, она никогда не боялась волков,

Ведь страшнее не волк, а шакал…
Было время, и душу открыв нараспах,

Доверяла, стараясь помочь.

Но как только она оставалась в слезах,

Все сбегали отчаянно прочь…
А она улыбалась весенним лучам,

Вытирая слезу рукавом…

Слабой женщине, видимо, всё по плечам…

Даже быть иногда мужиком…
Не скулить и не ныть, а себя отобрать

У депрессии и у тоски.

Жить сложнее, чем, руки скрестив, умирать.

Шрамы сердца её глубоки…
Эту душу сверлили обманом не раз,

Подло в спину толкали, смеясь…

Но алмазом всегда остаётся алмаз,

Даже если испачкают в грязь…
Обозлиться бы ей, стать гораздо черствей,

Только сердце — котёнком слепым

Также верит в любовь, в доброту и в людей,

Небесам улыбаясь седым…
Столько бед и проблем, вроде не до стихов…

И устав от судьбы передряг,

Закрывалась она на тринадцать замков,

Ключ оставив снаружи… в дверях…
Ирина Самарина-Лабиринт, 2016

К.Р.

Как пленительно-тихо в отцветших полях!
Наша осень полна обаянья:
Сколько прелести в грустных, безжизненных днях
Этой кроткой поры увяданья!

Воздух влажен и свеж, облетают листы,
Тучи кроют лазурь небосвода,
Безответно, безропотно блекнут цветы,
И покорно зимы ждет природа.

Не блаженство ли этой внимать тишине,
Где пред смертью покорность такая?
Так же мирно навеки уснуть бы и мне,
Без напрасной борьбы угасая!

30 октября 1889, Павловск

Научиться вставать раньше. Зеркалам улыбаться чаще.
И все то, что сейчас важно, не откладывать в долгий ящик.
И самой принимать решенья, и на завтраки есть каши,
И заматывать в шарф шею, чтоб потом не лечить кашель.

Не растрачивать понапрасну ни усилий, ни слов, ни денег,
И довольствоваться прекрасно парой туфель и парой серег.
Не писать вдохновенных строчек позабывшим и равнодушным.
Наконец-то расставить точки. Навсегда. Не тревожить душу.

Научиться ценить время, не опаздывая на встречи.
Проводить вечера с теми, кто молчанием боль лечит.
Возвращаться не слишком поздно и, волнуясь, слова не комкать,
И, считая ночные звезды, научиться тебя не помнить...

И, простившись с тоской щемящей, думать только лишь о хорошем.
Жить сегодняшним, настоящим, а не будущим и не прошлым.
О сомненьях забыть вовсе, будто в шоу про "до"/"после«,
И с улыбкой встречать осень. И казаться совсем взрослой...

Научиться вставать раньше. Научиться дышать чаще.
И по-новому жить дальше. Понимая, что вот — счастье...

Вера Сухомлин.

Удобной я не буду… Не смогу!!!
В мой омут просто так не окунуться…
Со мной нельзя, вот так вот… на бегу
Как будто сигаретой затянуться
Покорность, знаешь, не моя стезя
Мне б ветра в паруса, простора, воли…
Лечу на шпильках, через все «Нельзя»
И не скулю о бедной, женской долеЯ не удобная… И в этом в общем суть
Тебя, как тапочки, стряхну и буду рада
Уж лучше босиком продолжить путь
Пустышка ты, а вовсе не награда
Удобной я не стану… Не проси…
Не буду прятаться, как вещь на антресоли
И Боже тебя, милый упаси
Считать, что я достойна второй роли!!!

Два мальчика, два тихих обормотика,
ни свитера,
ни плащика,
ни зонтика,
под дождичком
на досточке
качаются,
а песенки у них уже кончаются,
Что завтра? Понедельник или пятница?
Им кажется, что долго детство тянется.
Поднимется один,
другой опустится.
К плечу прибилась бабочка
капустница.
Качаются весь день с утра и до ночи.
Ни горя,
ни любви,
ни мелкой сволочи.
Всё в будущем,
за морем одуванчиков.
Мне кажется, что я — один из мальчиков.

Александр Кушнер