Форум "В Керчи"

-Я приехал проститься с тобой
Страшно вымолвить слово – навеки,
Потому что нельзя, чтобы боль
Слишком долго жила в человеке.
Я люблю эту теплую дрожь,
Что в пространстве под вечер струится
Видишь в небе серебряный ковш
Над горами бесшумно кренится!
Посмотри – побелели хребты,
Предвещая ненастье и стужу…
Я не знаю, что чувствуешь ты,
Но прошу, отпусти мою душу.
Воспоминания мои чтоб не жгли,
А бесшумно и медленно плыли,
Поднимаясь от влажной земли
К звездной стуже, к искрящейся пыли…
Автор: Тимур Тамерлан

Жизнь свою проживаем порою взаймы;
Ищем блажь в синеглазых рассветах…
Чем взрослее с годами становимся мы,
Тем грустней и печальнее лето…

Тем скучнее толпа и скуднее молва,
И загадочней тайны сюжета…
Мы все реже любви произносим слова
И не жаждем, как раньше ответа…

Сединой покрываются кудрей холмы,
Но ведь знаем, что песнь не допета…
С каждым годом мудрее становимся мы
И грустнее короткое лето…
Автор: Юрий Цюрик

Проходит жизнь, как бриз, как легкий дым,
Но знаю лишь одно я непременно:
Я не желаю быть очередным…
А остальное все второстепенно…

Я понял все... Играй любовью с ним-
Не для меня обманы и измены.
И,наложив на сердце тонкий грим,
Я ждать не буду в чувствах перемены.

Ты знаешь–я не клоун и не мим,
И никогда себе не вскрою вены…
Я понял,что тобою он любим,
А остальное все второстепенно…

Ты предоставь ему ночной интим:
И чувства заискрятся обалденно.
И будешь ты любима только им,
А остальное все второстепенно…

Проходит жизнь,как бриз,как легкий дым,
Но знаю лишь одно я непременно:
Я счастлив был с тобой,а ты–лишь с ним…
А остальное все второстепенно…

Автор: Юрий Цюрик

с каждым днём

С каждым днём всё сильней и сильней
меркнут листья осеннего сада
я один среди сотен огней
без волос твоих в цвет винограда

без того, что невольно уйдёт
всё, что дорого, мило и вечно
на ресницах расплавленный лёд
одиночеством давит беспечно
а на крышах отчаянный снег
снова слепит глаза белизною
сердца скрип, как иступленный бег

что ведёт нас ко встрече с весною

рассекая веслом синь небес
отражённую в водах прибрежных
я плыву, ухожу через лес
вновь в объятиях осени нежных

с каждым днём всё сильней и сильней
меркнут листья осеннего сада
я один среди сотен огней
без волос твоих в цвет винограда
Автор: туленцев денис

"Вполголоса - конечно, не во весь..."
Вполголоса - конечно, не во весь -
прощаюсь навсегда с твоим порогом.
Не шелохнется град, не встрепенется весь
от голоса приглушенного.
С Богом!
По лестнице, на улицу, во тьму...
Перед тобой - окраины в дыму,
простор болот, вечерняя прохлада.
Я не преграда взору твоему,
словам твоим печальным - не преграда.
И что он - отсюда не видать.
Пучки травы... и лиственниц убранство...
Тебе не в радость, мне не в благодать
безлюдное, доступное пространство.
1966

Сергею Есенину
Пустота...
Летите,
в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка.
В горле
горе комом —
не смешок.
Вижу —
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
— Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать,
чтоб щеки
заливал
смертельный мел?!
Вы ж
такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
— Этому вина
то...
да се...
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина.—
Дескать,
заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс — он тоже
выпить не дурак.
Дескать,
к вам приставить бы
кого из напостов —
стали б
содержанием
премного одаренней.
Вы бы
в день
писали
строк по сто,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в «Англетере»,
вены
резать
не было б причины.

Подражатели обрадовались:
бис!
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
Лучше
увеличь
изготовление чернил!
Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
И несут
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
В холм
тупые рифмы
загонять колом —
разве так
поэта
надо бы почтить?
Вам
и памятник еще не слит,—
где он,
бронзы звон
или гранита грань?—
а к решеткам памяти
уже
понанесли
посвящений
и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
в платочки рассоплено,
ваше слово
слюнявит Собинов
и выводит
под березкой дохлой —
«Ни слова,
о дру-уг мой,
ни вздо-о-о-о-ха».
Эх,
поговорить бы иначе
с этим самым
с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
гремящим скандалистом:
— Не позволю
мямлить стих
и мять!—
Оглушить бы
их
трехпалым свистом
в бабушку
и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
бездарнейшая погань,
раздувая
темь
пиджачных парусов,
чтобы
врассыпную
разбежался Коган,
встреченных
увеча
пиками усов.
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много —
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав —
можно воспевать.
Это время —
трудновато для пера,
но скажите,
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово —
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.

Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
1926

Вынь из меня все это — и что останется?
Скучная жизнь поэта, брюзга
и странница.
Эта строка из Бродского, та из Ибсена –
Что моего тут, собственно?
Где я истинный?
Сетью цитат опутанный ум ученого,
Биомодель компьютера, в Сеть
включенного.
Мерзлый автобус тащится по окраине,
Каждая мелочь плачется о хозяине,
Улиц недвижность идолья, камни,
выдолбы…
Если бы их не видел я — что я видел бы?
Двинемся вспять — и что вы там
раскопаете,
Кроме желанья спать и культурной
памяти?
Снежно-тускла, останется мне
за вычетом
Только тоска — такого бы я не вычитал.

Впрочем, ночные земли — и эта самая –
Залиты льдом не тем ли, что и тоска моя?
Что этот вечер, как не пейзаж души моей,
Силою речи на целый квартал
расширенный?
Всюду ее отраженья, друзья и сверстники,
Всюду ее продолженье другими
средствами.
Звезды, проезд Столетова,
тихий пьяница.
Вычесть меня из этого — что останется?

Утешься, я несчастен с ней,
Как ты со мной была когда-то.
Просрочен долг, но тем ясней
И несомненнее оплата.
И я, уставши уличать,
Дежурю на подходе к дому
И отвыкаю замечать
Заметное уже любому.
Что делать! За такой режим
Нам платят с рвением натужным
Не нашим счастьем, а чужим
Несчастьем, вовсе нам не нужным.
Когда неотвратимый суд
Все обстоятельства изучит, —
Не то что мне ее вернут:
О нет, ее с другим измучат.
Как нам с тобой не повезло!
Здесь воздают — и то не сразу —
По всей программе злом за зло,
Но за добро добром — ни разу.
Она ответит, но не мне,
А той вполне безликой силе,
Что счет вела любой вине,
Хоть мы об этом не просили.
О, цепь долгов и платежей,
Коловращение, в котором
Один из двух чужих мужей
Невольно станет кредитором!
Она решит, что я дурак,
И бросится к нему на шею,
И будет с ним несчастна так,
Как я ни разу не был с нею.

Я не плакал, цепляясь за край полыньи.
Я не плакал, барахтаясь в крошеве льда.
Я пытался выплакивать слезы свои,
Но они не выплакивались никогда.
Где-то в самой глубокой моей глубине
Сохранялась печаль, словно в сейфе печать.
Это, видимо, сказано, не обо мне,
Что печальную лирику легче писать.
Никакого резона, по-моему, нет
Восклицать: «Сотоварищи! Душит тоска!»
Им хватает своих, нерифмованных бед,
И они без твоих обойдутся пока.
Знать о наших печалях другим ни к чему,
Ибо древняя истина все же права:
От сознанья, что больно не только ему,
У читателя вряд ли пройдет голова.
Вы не думайте, братцы, что мне никогда
Не случалось руками лицо закрывать,
Задыхаться от боли, сгорать со стыда,
Под дождем застывать, по ночам тосковать,
Что ни разу, о други, не прятал я слез,
Невеселую нашу планету кляня,
Что обиды свои я безропотно снес
И что в жизни ногами не били меня.
Ах, бывало, — не все ж в эмпиреях парить!
Так к земле пригибало, что кости хрустят.
Только я не умею о том говорить,
Да навряд ли и слушать меня захотят.
И ответом моей беспричинной тоске,
Зарекнув непонятной тревоги тщету,
Первоклассник стоит на высокой доске
И по луже катается, как на плоту.

Я не привыкла,
Чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку —
Меня…

Но в этот вечер,
Мирный, зимний, белый,
Припоминать былое не хочу,
И женщиной —
Растерянной, несмелой —
Я припадаю к твому плечу.